Книга Яйца, бобы и лепешки - Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Пера и чернил?

– Абсолютно верно. Я хочу выписать вам чек на десять тысяч фунтов за вашу коллекцию марок.

– Десять тысяч!

– В дом, в дом! – скомандовала Мэртл. – Немедленно!

– Видите ли, – сказал сэр Леопольд, пока они вели его в кабинет и засыпали вопросами, какой тип пера он предпочитает: с широким кончиком или узеньким, – когда вчера вы показали мне альбом, я сразу понял ценность хранившихся в нем марок – за них где угодно дадут пять тысяч, – а потому я, естественно, сообщил вам, что они ничего не стоят. Общепринятая деловая предосторожность, к которой просто нельзя не прибегнуть. Помнится, чуть ли не первое, что сказал мне дорогой отец, посылая меня на битву с бессердечным миром: «Никогда не упускай случая обвести дурака вокруг пальца», и до этого дня я всегда старался с честью следовать отцовскому завету. Но ваша проповедь убедила меня, что есть нечто более благородное и высокое, нежели кодекс деловой этики. Мне кроссировать чек?

– Как вам угодно.

– Нет, – сказала Мэртл. – Пусть чек будет открытым.

– Как скажешь, дорогая. Мне кажется, – добавил добрый старый помещик, лукаво улыбнувшись сквозь слезы, – это дело тебя живо интересует. Могу ли я предположить…

– Я люблю Ансельма. Мы помолвлены.

– Муллинер! Это так?

– Э… да, – сказал Ансельм. – Я как раз собирался рассказать вам.

Сэр Леопольд похлопал его по плечу:

– Я не мог бы пожелать ей мужа достойнее. Ну вот. Вот ваш чек, Муллинер. Коллекция, как я сказал, стоит пять тысяч, но после вашей проповеди я даю вам десять добровольно… добровольно.

Ансельм, будто во сне, взял протянутый ему прямоугольный листок и положил в карман. Безмолвно он отдал альбом сэру Леопольду.

– Благодарю вас, – сказал последний. – А теперь, мой дорогой, я, пожалуй, попрошу вас одолжить мне чистый носовой платок. Мой собственный, как видите, совсем промок.

И пока Ансельм у себя в комнате рылся в ящике, ища свежий платок, его заставил обернуться звук легких шагов. В дверях стояла Мэртл, прижимая палец к губам.

– Ансельм, – прошептала она, – у тебя есть автоматическая ручка?

– Конечно, любимейшая. Вон в том ящичке. Да, вот она. Ты хочешь что-то написать?

– Я хочу, чтобы что-то написал ты. Немедленно сделай передаточную надпись на чеке и отдай его мне. Я сейчас же поеду в Лондон, чтобы попасть в банк к открытию, и обналичу чек. Видишь ли, я знаю дядю Леопольда. Когда он проснется, а впечатление от проповеди посотрется, ему может взбрести в голову позвонить в банк и аннулировать чек. Ты ведь слышал, какой позиции он придерживается в вопросе о деловых предосторожностях. А таким способом мы избежим нежелательных накладок.

Ансельм поцеловал ее с горячей нежностью.

– Ты все предусматриваешь, любимейшая, – сказал он. – Ты совершенно права. Ведь всегда желательно избегать всех и всяческих накладок.

© Перевод. И.Г. Гурова, наследники, 2011.

Курортный роман

Отправляясь в Дройтгейт, прославленный курорт западной Англии, Фредди Фитч-Фитч не надеялся на успех. Ехал он к дяде, генерал-майору сэру Эйлмеру Бастаблу, а хотел попросить, чтобы тот снял опеку с его денег, поскольку он (Фредди, а не дядя) собирался жениться на Аннабелле Первис. Да, на успех он не надеялся, но великая любовь вела его, так что он поехал и добрался до страдавшего подагрой дяди.

– А вот и я! – воскликнул он, ибо считал нужным бодриться, пока не выгонят. – Здрасьте, здрасьте, здрасьте.

– Хр-р-р… – отвечал сэр Эйлмер, вздрогнув и вздохнув. – Ты?..

Он проурчал что-то еще, но Фредди разобрал лишь два слова: «…только этого!..»

Сердце у него екнуло. Родич был явно не в духе. По-видимому, он уже побывал там, где пьют эту воду, и с ним едва поздоровались полные доходяги, презиравшие простую подагру.

Приехав на курорт, он пережил тяжелое унижение. Аристократ и воин, он ждал, что его примут с распростертыми объятиями и введут в самый избранный круг. Но когда оказалось, что у него только боли в правой ноге, его обдали холодом и оттеснили к тем, кто страдает астмой или печенью.

Поистине, мы не знаем, как живут другие. Известно ли вам, к примеру, как строго соблюдают калеки табель о рангах? Спартанец лучше обращался с илотом, французский вельможа – с крестьянином, чем хороший, полновесный диабетик с тем, кого, предположим, мучают мозоли. Особенно заметно это там, где калеки собираются шайками, то есть в Баден-Бадене, на Горячих водах (Виргиния) или, как в данном случае, в Дройтгейте.

Представить трудно, как силен там дух замкнутых обществ. Старая знать, чьи случаи упомянуты в медицинских журналах, не якшается с мелюзгой.

Вот почему сэр Эйлмер так угрюмо глядел на Фредди.

– Ну, – осведомился он, – чего тебе надо?

– Да так, знаешь, заехал, – отвечал Фредди. – Как живешь?

– Плохо, – признался дядя. – Сестру потерял.

– Какую? – удивился племянник. – Что, тетя умерла?

– Хуже. Моя сиделка вышла замуж. И за кого? У него грибок! С ума сошла, не иначе.

– Вообще-то ее можно понять.

– Нельзя.

– Видишь ли, – развил свою мысль Фредди, – любовь движет миром.

– Ничего подобного, – возразил дядя, склонный, как многие вояки, понимать все в прямом смысле. – Чушь какая! Миром движет… ах ты, забыл! Во всяком случае, не любовь. Нет, какая ерунда!

– Ладно, я понял, – сказал Фредди. – Скажем иначе, любовь побеждает все. Это уж точно.

Генерал проницательно взглянул на него:

– Ты что, влюбился?

– Безумно.

– Ну и кретин. Наверное, денег хочешь просить?

– Нет, что ты! Заехал посмотреть, как ты тут. Но если уж зашел разговор…

Сэр Эйлмер помолчал, негромко стеная:

– Кто она?

Фредди закашлялся и поправил воротничок. Этого он и боялся. Дело в том, что Аннабелла не отличалась знатностью, а старый хрыч был очень строг в этих вопросах.

– Понимаешь, – сказал Фредди, – она работает с фокусником.

– Что?!

– Ну, помогает. Я ее увидел на благотворительном концерте. Она ассистировала Великому Болони.

– Кому?

– Ну, такой фокусник.

– Что значит «ассистировала»?

– Ну, исчезала, потом появлялась, давала ему рыбок каких-нибудь, улыбалась публике, кланялась… и так далее. Сам понимаешь…

Сэр Эйлмер угрюмо нахмурился.

– Понимаю, – согласился он. – Моего племянника подцепила вульгарная комедиантка. Рыбок, видите ли! Ха-ха.