Книга В огонь и в воду - Амедей Ашар

Дама безмолвно оглядела Гуго и спросила с улыбкой:

— А как вас зовут?

— Вы сейчас узнаете… А вы кто, позвольте спросить?

— Принцесса Леонора Мамиани.

— А! Вы итальянка; значит, вы еще лучше поймете все, что здесь сейчас произойдет. — И, обращаясь к маркизу, Гуго продолжил так же хладнокровно: — Маркиз, из ваших слов я ясно вижу, что вы не забыли, как варварски поступили со мной в гостинице «Красная лисица»… Всякому своя очередь!

Маркиз взялся было за рукоятку своей шпаги; но прежде, чем он успел ее вынуть, двадцать рук схватили его, лишив возможности защищаться.

— Кадур! Ко мне! — крикнул он в отчаянии.

Но араб еще раз молча покачал головой.

В одно мгновение с маркиза сняли верхнее платье и, как он ни бился, привязали его к деревянной скамье, оголив спину. Он позеленел от бешенства.

— Год тому назад я так же точно, как теперь маркиз де Сент-Эллис, лежал связанный на скамье, — объяснил Гуго принцессе, — как он, я был бледен; как он, я звал на помощь! Я просил, я умолял… но ничто его не тронуло: ни моя молодость, ни то, что я был совершенно прав! Я тогда еще сказал ему: «Лучше убейте меня, а то я отомщу вам!» Он мне ответил: «Попробуй!» Вот я и попробовал и мщу теперь за себя!

— Понимаю, — сказала принцесса.

Между тем маркиз отчаянно бился, пытаясь освободиться от веревок. Он испустил хриплый крик. Принцесса подошла к Гуго и сказала:

— Я провела ночь под его крышей; неужели вы не дадите женщине права просить за своего хозяина?

— Все права за вами, без сомнения; но я обязан выполнить долг… защитить честь опозоренного имени!

— Эта деревенщина еще толкует о своем имени! — прохрипел маркиз.

Гуго вынул из-под платья спрятанную шпагу и, подняв руку, сказал:

— Бери свой хлыст, Жаклен!

Жаклен засучил рукава и схватил хлыст.

— Хочешь сто пистолей? — крикнул маркиз.

— Нет!

— Хочешь пятьсот, тысячу, десять тысяч?..

— Ничего! Удар за удар. Отсчитай ровно двенадцать, Жаклен.

Холодный пот лил с лица маркиза.

— Поднимай руку! — крикнул сын графа Гедеона. — Ты готов, Жаклен?

— Готов!

— Ну так бей, да посильней!.. Раз!

Но в ту самую минуту, как хлыст просвистел в воздухе и уже опускался на спину маркиза, Гуго взмахнул шпагой и разрубил хлыст пополам. Ропот негодования поднялся среди молодых людей.

— Тихо! — крикнул Гуго.

Все замолчали.

— Теперь развяжите его.

Товарищи Гуго замялись.

— Клялись вы мне — да или нет? — слушаться меня во всем?

Веревки упали одна за другой. Маркиз вскочил на ноги.

— Шпагу мне! — крикнул он.

Гуго холодно поклонился.

— А! Так вы согласны драться с такой деревенщиной, как я? И вы правы, маркиз, потому что моя кровь стоит вашей.

И в то время как Коклико по знаку Гуго подавал маркизу шпагу, юный граф продолжал:

— Вы сейчас спрашивали, как меня зовут, принцесса. Не угодно ли вам прочесть эту бумагу, и прочесть громко? Не мешает, чтобы маркиз знал, кто я такой, прежде чем мы скрестим шпаги.

Взглянув с любопытством на того, кто так почтительно склонился перед ней, принцесса Леонора посмотрела на бумагу, вынутую молодым человеком из кармана. Лицо ее осветилось радостью.

— Ах! Я знала, что судьба создала вас дворянином! — сказала она и звонким голосом прочитала следующее: — «Вы видите перед собой моего сына, Гуго Поля де Монтестрюка, графа де Шаржполя, в чем подписью своей свидетельствую. Луиза де Монтестрюк, графиня де Шаржполь».

— А теперь становитесь, становитесь же скорей, маркиз! У вас имение, а у меня имя…

Маркиз занял позицию, но Гуго остановил его знаком и, обращаясь к своим товарищам, сказал им повелительным голосом:

— Никто не должен сходить с места, даже если я упаду… ни ты, Коклико, ни ты, Жаклен!

Кадур подошел поближе и, скрестив руки, устремил огненный взор на Гуго.

Шпаги встретились. У Гуго была в руке та самая, которой отец его, граф Гедеон, убил барона де Саккаро. На клинке еще виднелись пятна крови.

Маркиз сначала надеялся легко сладить с молодым графом, но скоро понял, что перед ним противник нешуточный, и стал гораздо внимательнее. Гуго хладнокровно, полностью владея собой, щупал своего противника. Наконец с быстротой молнии он обезоружил маркиза.

Коклико поднял шпагу и подал ее маркизу.

— Продолжайте, маркиз; это ничего! — сказал Гуго.

Маркиз явственно расслышал шепот и сдавленный смех зрителей и с яростью кинулся на противника.

— Вы открываетесь, маркиз, берегитесь! — предупредил Гуго.

И во второй раз он отбросил шпагу маркиза в угол залы. Маркиз бросился за ней, как волк, но Коклико уже опередил его и опять подал ему шпагу, держа ее рукояткой вперед.

Бой возобновился — жестокий, упорный, молчаливый. Глаза маркиза горели, зубы были стиснуты. Вдруг, и в третий уже раз, шпага вылетела у него из рук.

— Браво! — крикнула принцесса, поддаваясь невольно удивлению при виде ловкости и невозмутимого хладнокровия молодого графа.

В отчаянии, совсем обезумев, маркиз схватился обеими руками за голову.

— Ах, убейте меня! — вскричал он. — Да убейте же меня, наконец!

— Хорошо! Теперь будет кровь! — ответил Гуго, между тем как Коклико опять с улыбкой подал шпагу маркизу.

Гуго собрался с силами и, не ожидая уже нападения противника, как только скрестились клинки, первым же ударом проколол насквозь руку маркиза. Та безжизненно повисла, и пальцы маркиза выпустили шпагу. Гуго схватил ее и, вложив сам в ножны, висевшие на поясе маркиза, который смотрел на него, ничего не понимая, сказал ему:

— Маркиз, носите эту шпагу на службе его величеству королю.

Коклико бросился к окну и крикнул фигляру:

— Эй, приятель! Убери-ка медведя и освободи гарнизон!

Принцесса подошла к Гуго, бледная, взволнованная, и сказала:

— Граф, я считаю себя счастливой, что встретилась с вами, и надеюсь еще встретиться. Ваше место вовсе не здесь в глуши, а при дворе…

Между тем страшная борьба происходила в душе маркиза. Гнев еще бушевал в ней, мщение еще кипело. Побежден — и у себя дома, ребенком, у которого едва пробиваются усы! Но, с другой стороны, не простой, не обыкновенный же человек стоял перед ним! Он сам не знал: будь он на его месте, поступил бы он так же? А Гуго, казалось, совсем забыл о нем. Вложив шпагу в ножны, он собирал своих товарищей и строил их, собираясь уходить из замка. Наконец в этой борьбе добра и зла в душе маркиза добро победило, и он сказал, подходя к Гуго: