Книга Пленник моря. Встречи с Айвазовским - Николай Кузьмин

«Примите самый искренний привет и поздравление от человека, знающего, любящего и ценящего вас ровно 50 лет. Желаю вам горячо еще много лет быть славою русского искусства. Все ваши орландские знакомые вас тоже поздравляют. Константин».

Е. и в. великая княгиня Александра Иосифовна писала между прочим: «Павловский и Мраморный дворцы могут похвастаться прекрасными вашими картинами. Я давно привыкла ценить их и восхищаться вашею кистью…» и т. д.

Айвазовский был сильно растроган всем этим и в теплых выражениях взволнованной блестящей речи благодарил августейшего президента, Совет академии и всех лиц. Он сказал между прочим: «Здесь в настоящую минуту соединилось все, что дорого мне… Эту знаменательнейшую минуту моей жизни я могу сравнить только с восходящим солнцем, в лучах которого стушевываются все события моей жизни…» В память незабвенного для него дня он просил великого князя, как президента академии, «принять в дар, если признают достойной», и дать место в одной из залов академии его картину «Пушкин на берегу Черного моря».

Его императорское высочество великий князь поцеловал юбиляра, и все перешли в античную галерею. Взорам вошедшей в распахнутую дверь публики представились две картины. «Штиль» – написанная в 1837 году, за которую Айвазовский был удостоен академией золотой медали. Другая картина – громадных размеров, написанная им к юбилею, изображала любимого им Пушкина на берегу Черного моря.

При вечернем зареве заката величайший русский поэт, полулежа на скалах у самого берега и освещенный его лучами, наслаждается видом расстилающегося перед ним обширного горизонта волнующегося моря. У ног его вздымаются волны, красота и прозрачность которых передана художником с совершенством. Молодое лицо поэта выражает созерцательное величественным видом синего моря, невольно передающееся и зрителю.

Эта картина и теперь висит там же, по дороге в академическую церковь.

«Пушкин на берегу Черного моря». Художник И. К. Айвазовский. 1887 г.

Наполнявшая античную галерею Академии художеств публика сделала юбиляру шумную овацию перед его картиной, а великий князь Владимир Александрович, оставляя академию, подарил Ивану Константиновичу на память свой портрет в роскошной золоченой раме с собственноручной надписью.

Проф. И. Е. Репин, по отъезде августейшего президента, высказал встреченное общим восторгом свое намерение написать портрет Айвазовского на берегу моря.

В 6 часов вечера в красиво декорированном веслами, баграми и морскими флагами с инициалами художника зале Павловой, на Троицкой улице, в честь Айвазовского дан был обед на 300 кувертов, на котором присутствовали все министры, профессора, представители Феодосийского городского управления с городским головой и директором Феодосийской гимназии, художники и масса гостей. При звуках марша и шумных рукоплесканиях на Айвазовского, при самом входе в залу, возложен был лавровый венок, в котором он занял место за столом между министром народного просвещения и морским министром. В эту минуту поднялся занавес и на сцене представилась глазам зрителей поставленная Н. Н. Каразиным эффектная живая картина, изображавшая Россию, венчающую бюст юбиляра лаврами, а кругом – эмблемы живописи и разные народы всех стран и тех местностей, которые прославил своею кистью Айвазовский.

Глава XIII

Семейная жизнь, путешествия, светские обязанности, чтение И. К. и взгляды его, истолкованные в печати в превратном освещении. Поездка на Кавказ, в Египет и предполагаемая в 1900 году поездка в Италию по письмам художника. Жизнь его в Петербурге и на родине. Предсмертный альбом. Последняя гениальная картина «Петр Великий в бурю» и история ее по рассказу самого И. К.

В газете «Новости» на видном месте, в отделе под рубрикой «Русская печать», появилась 5 мая перепечатка из «Русских ведомостей» с несколько странной «беседой» с И. К. Айвазовским некоего г. Г. Д., имевшей будто бы место «незадолго до смерти гениального художника».

«Беседа» эта, конечно, не представляла бы собою ничего заслуживающего внимания в смысле новизны и интереса ввиду повторения в несколько измененном виде большей части всего, что я уже рассказывал в «Новом Времени» о художнике по поводу выставки последних картин еще при жизни его, но даже при беглом просмотре ее бросается в глаза превратное и совершенно неправдоподобное освещение, в котором в ней выставлен наш знаменитый художник.

Встречая очень часто художника «незадолго до смерти» и беседуя с ним по вопросам искусства и в письмах, я, как и многие, конечно, был удивлен, прочитав недавно строки, в которых ему навязывают совершенно противоположные составившимся о нем понятиям взгляды.

Думается, что никогда И. К. Айвазовский никому не мог говорить, будто бы в ранние годы его «отвлекали от работы удовольствия, путешествия, семейная жизнь, светские обязанности и чтение». Напротив, в своей переписке он упоминает, что «никогда не забывал для удовольствий работы», и привожу здесь подлинные слова самого И. К., написанные его рукою: «Годы моей молодости не бесплодно для меня проходили. Это было счастливейшее время моей жизни, вселившее во мне отрадное сознание, что я по мере сил моих и способностей оправдал монаршую ко мне милость и оправдал ожидания, которые на меня возлагали соотечественники». О «постоянных, прилежных занятиях» (как И. К. выражается) за границей и о его плодотворной деятельности в чужих краях свидетельствует лучше всего количество выставок: более 48 раз за границей и 63 – в России.

«Пламенная любовь моя к искусству за все время пребывания моего за границей охраняла меня от всяких искушений», – говорит он в одном месте своего письма. Скромность и воздержанность его во дни молодости во время посещений кружка «братьев» К. П. Брюллова и М. И. Глинки выражаются и в другом месте его письма, написанного 20 лет назад, в похвалах К. П. Брюллова, каявшегося в своей невоздержанности за «дружескими» беседами кружка. Так что об «удовольствиях», отвлекавших его якобы от занятий искусством, не могло быть и речи.

«Путешествия», по словам самого И. К. Айвазовского и по моим наблюдениям, могли только способствовать развитию в нем любви к искусству. Влиянию путешествий художник приписывал полное ознакомление с природой и не только, но думал, что она отвлекает его от любимых занятий. Но еще ровно за 2 недели до смерти, прощаясь с нами при отъезде на юга, говорил о том, что собирается совершить новую поездку в Италию для того, чтобы «поработать там так же деятельно, как в пору молодости». Об этой поездке и значении ее незадолго до смерти он писал в письмах, извлечение из которых помещено мною в «Новом Времени» еще при жизни его. Кстати здесь приведу следующие слова его:

«Разъезды по берегам Неаполитанского залива вполне ознакомили меня с колоритом итальянских небес, воды и тайнами тамошней воздушной перспективы».

«Я вдохновлялся не раз живописными окрестностями чужих краев при эффектном освещении или в какой-нибудь момент бури и т. п. и сохранял воспоминание о них, – писал проф. И. К. Айвазовский и прибавлял: – Я, как пчела, сосал мед из цветника, чтобы привезти благодарную дань царю и матушке России!»