Книга Повторение пройденного - Тамара Крюкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда? — не поняла Никитина.
— Никуда. Кто больше за него даст, тому он и достанется, — пояснил Антон.
— Продаёшь, что ли? — заинтересовалась Лариска.
— А у тебя он откуда? — спросила краснощёкая девчонка, похожая на маленький бочонок.
— У него отец фарцовщик из загранки шмотки таскает, — вместо Антона ответила Лариска.
— А сколько он стоит? — робко поинтересовалась Никитина.
— Кончайте устраивать толкучку! — прикрикнула Мила и обратилась к Антону: — Как тебе не стыдно заниматься такими вещами.
— А что тут такого? — возмутился Антон.
— Это незаконно. Забирай пенал и уходи, — приказала Мила, но девчонки разом накинулись на неё, встав на сторону Антона.
Каждой хотелось приобрести необычную вещицу. Миле пришлось ретироваться.
— Дай посмотреть, — попросила Лариска.
Она повертела пенал в руках, проверив каждое отделение. Её уже торопили другие. Пенал пошёл по рукам.
— Хипповая вещица. Почём? — деловито спросила Лариска.
— Стартовая цена сто рублей, — отчеканил Антон.
— Я думала, ты серьёзно продаёшь, — разочарованно произнесла Лариска.
Видя, что интерес к сделке резко пошёл на спад, Антон понял, что допустил ошибку. Прежде чем называть цену, нужно было узнать покупательную способность рубля. Он быстро сориентировался и предложил:
— Вы что, шуток не понимаете? Назовите свою цену.
— Семьдесят копеек, — неожиданно обретя смелость, предложила Никитина.
— Семьдесят копеек? Ты что смеёшься? — возмутился Антон.
— Семьдесят три. У меня больше нету, — покраснев как рак, прошептала Никитина.
— Никитина, не смеши. Даю рубль, — бойко продолжила торги Лариска.
— Итак. Рубль. Кто больше? — оживился Антон.
— Рубль десять, — предложила щекастая, но её тут же перебила кудрявая, которая сидела рядом с Милой:
— Рубль пятнадцать.
— А можно я часть денег завтра принесу? — поинтересовалась Никитина.
— В кредит не продаётся. Только предоплатой, — заявил Антон.
Азарт возрастал, и страсти накалялись. Девчонки выгребали и пересчитывали свои запасы. Те, кто больше не мог делать ставки по причинам неплатёжеспособности, болели за тех, кто ещё боролся за обладание вожделенной вещицей. Наконец цена дошла до верхнего предела.
— Рубль девяносто семь копеек, раз. Рубль девяносто семь копеек, два. Рубль девяносто семь копеек, три. Продано! — возвестил Антон, стукнув линейкой по столу.
Под завистливыми взглядами девчонок он вручил пенал щекастой и получил в своё распоряжение горсть монеток разного достоинства. Взвесив обретённое богатство на ладони, Антон с усмешкой произнёс:
— Мелочь, а приятно. На это можно поесть?
— Ты что, в ресторан собрался? — фыркнула Мила.
— Этого хватит, чтобы сходить в ресторан? — удивился Антон. — А сколько надо, чтобы поесть в буфете?
— Это что, опять какая-то шутка? — сердито прищурилась Мила, ожидая новый подвох.
— Нет, я серьёзно. Пирожок сколько стоит?
— Четыре копейки, а что?
— Четыре копейки?! — Антон не поверил своим ушам.
Теперь он с гораздо большим почтением посмотрел на заработанные медяшки. Они с Настей переглянулись. Было самое время отправиться в буфет. Но перекусить им так и не удалось. Звонок возвестил о начале нового урока.
Антону пришлось ретироваться. Его так и подмывало по пути заскочить в буфет, но из солидарности с Настей он прошествовал прямиком в столярную мастерскую.
В животе по-прежнему урчало от голода, но настроение было превосходное. Карман приятно оттягивала мелочь. Первая торговая сделка прошла так, что отец мог бы им гордиться.
Напевая себе под нос, Антон взял лобзик и снова принялся за оставленную заготовку.
— Ты чего такой весёлый? — спросил его Юра.
— А чего печалиться? — улыбнулся Антон.
— Ну ты чумовой! У тебя родителей к директору вызвали, а тебе до лампочки.
Антон хитро усмехнулся.
— А что родители? Думаешь, они в нашем возрасте паиньками были? Вот прикинь, если бы ты оказался в том времени, когда твой отец учился в шестом классе. Может, он тоже двойки по математике получал. И клад искал в школьном дворе.
— Это вряд ли, — помотал головой Юра. — Он считает поиски клада дуростью. Я ему как-то заикнулся, так он мне такой разнос устроил.
У Антона едва не слетело с языка, что когда Юра вырастет, станет таким же занудой и тоже перестанет верить в чудеса и клады, но он вовремя сдержался и благоразумно перевёл разговор на другую тему.
— Слушай, на углу, напротив школы был Макдоналдс, то есть будет, — Антон окончательно запутавшись, по-простому спросил: — В смысле, где сейчас Макдоналдс?
— А что это такое? — не понял Юра.
— Вы что, не знаете, что такое Макдоналдс? — опешил Антон. — Это кафе, где можно гамбургером перекусить.
— Чем-чем?
— Бутербродом.
— Ну ты даёшь! Какой же дурак пойдёт в кафе бутерброды есть. Это только в привокзальном буфете, — засмеялся Димка.
— А в кафе чего едят? — поинтересовался Антон.
— Что-нибудь вкусненькое. Мороженое, пирожные, — ответил Юра.
Дверь открылась, и в класс заглянула незнакомая девчонка.
— Извините, — обратилась она к учителю труда. — Антона Ермака вызывают к директору.
— Зачем? — удивился Антон.
Девчонка молча пожала плечами. Патриции не посвящали своих гонцов в содержание посланий.
Антон лихорадочно соображал, что же могло произойти. Вопрос со жвачкой был закрыт. Родителей вызвали, чего же ещё?
Может, их с Настей раскусили? Что если явился тот самый новичок, чьё место он сегодня занял? И как тогда себя вести? Рассказать правду про путешествие во времени? Опасно. Он не был уверен, что им с Настей позволят возвратиться подобру-поздорову. В горле у Антона пересохло. Он оглянулся на новых друзей. Юра ободряюще кивнул ему, а Димка жестом показал: держись, мы с тобой.
Антон натужно улыбнулся в ответ и вышел из класса.
В приемной кабинета директора тоже произошли изменения. На стене всё так же висело расписание уроков, а на подоконнике красовались разнокалиберные горшки с цветами. Но столика с ксероксом не было. А вместо компьютера на секретарском столе стояла пишущая машинка. Пожилая секретарша, как пианистка, что-то бравурно отстукивала на клавишах. Доходя до конца строки, каретка с шумным жужжанием возвращалась в исходное положение. Глядя на этот антиквариат, Антон диву давался, отчего аппарат, предназначенный для тупого набивания букв на листе бумаги, должен быть таким громоздким.