Книга Липовый лифт - Лемони Сникет

Глава восьмая

— Я сплю, и все это мне снится, — прошептал Дункан. Сдавленный, хриплый голос был полон ужаса.

— Но почему нам снится одно и то же? — спросила Айседора.

— Знаешь, я однажды читал про журналистку, которая вела военную хронику, и враги на три года засадили ее в тюрьму. Каждое утро, глядя в окно, она видела своих бабушку с дедушкой, спешащих к ней на помощь, но на самом деле это была галлюцинация.

— А я, помню, читала об одном поэте, который ночью по вторникам видал у себя на кухне семь прелестных девушек, хотя в действительности кухня была пустая. Это были призраки.

— Это не галлюцинация. — Вайолет просунула руку между прутьев клетки, но Квегмайры в испуге отпрянули и забились в самый дальний угол, будто Вайолет была ядовитым пауком, а не давно потерянным другом.

— Это я, Вайолет Бодлер, — сказала Вайолет.

— А я Клаус, и совсем не призрак, — сказал Клаус.

— Солнышко, — объявила Солнышко.

Напрягая зрение, Бодлеры без конца мигали, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в полутьме. Теперь, когда они больше не болтались на веревке, они могли подробнее разглядеть то, что их окружало в этом мрачном подземелье. Спуск закончился в крошечной грязной каморке, где не было ничего, кроме ржавой клетки, о которую и ударился удлинитель. Они сразу же увидели вход в туннель, такой же сумеречный и затененный, как была и шахта лифта. Туннель сначала вился и кружил, а потом сворачивал куда-то во тьму. Дети могли наконец поглядеть на Квегмайров, и, надо признаться, зрелище это было не менее мрачным, чем все вокруг. Тройняшки Квегмайры были одеты в какое-то рваное тряпье, а их лица покрыты слоем грязи. Бодлеры вряд ли узнали бы своих друзей, не будь у тех в руках блокнотов, с которыми Дункан и Айседора никогда не расставались. Но ни грязь на их лицах, ни даже лохмотья не могли так сильно, почти до неузнаваемости, изменить облик Квегмайров. Все дело было в выражении их глаз, тройняшки выглядели крайне изнуренными, отощавшими от голода и очень, очень запуганными. У них был затравленный взгляд. Не сомневаюсь, вам знакомо это слово — «затравленный». Такой взгляд может появиться, если в доме, на соседнем кладбище или же в супермаркете, куда приходится часто ходить, живут привидения. Нередко он встречается у людей, которые вдруг увидели или услышали нечто ужасное, после чего их не оставляет страх, что в них вселились привидения, гнетущие их мозг и душу. У Бодлеров сердце обливалось кровью при виде друзей в таком отчаянии и горе.

— Так это правда вы? — донесся голос Дункана из дальнего конца клетки. Он щурился, вглядываясь в темноте в их лица. — Неужели это вы? Мне не верится.

— Это мы, правда, — ответила Вайолет, и глаза ее наполнились слезами.

— Это действительно Бодлеры, — сказала Айседора. Она протянула руку, пытаясь дотянуться до руки Вайолет. — Это не сон, Дункан. Они вправду здесь.

Клаус и Солнышко тоже просунули руки в клетку, а Дункан расстался со своим углом и протянул руки им навстречу. Пятеро детей крепко обнялись, несмотря на разделяющие их ржавые прутья, и слезы их смешались с радостным смехом, потому что они были снова вместе.

— Каким образом вы узнали, где мы? — спросила Айседора. — Мы сами не знаем, где мы находимся.

— В тайном проходе внутри дома 667 на Мрачном Проспекте, — сказал Клаус. — Мы не ожидали найти вас здесь. Мы всего лишь старались узнать, что замышляет Гюнтер, как теперь называет себя Олаф, а поиски привели нас прямо сюда.

— А мне известно, что он нынче себя так называет, — вздрогнув, сказал Дункан. — И что он замышляет, тоже известно. Дункан раскрыл свой блокнот, который, по воспоминаниям Бодлеров, был темно-зеленый, а сейчас в темноте казался черным. — Все время, что мы провели с ним, он, ни на секунду не умолкая, хвастался своими чудовищными планами. И когда он не глядел на нас, я записывал все то, что он говорил, чтобы не забыть. Хоть я и жертва разбойного похищения, все равно я остаюсь журналистом.

— А я поэтом, — добавила Айседора и раскрыла свой блокнот. Бодлеры помнили, что он черный, но сейчас он был чернее черного.

— Послушайте, — сказала она:

— В день аукциона, лишь солнце взойдет,

Нас Гюнтер отсюда тайком увезет.

— А как он это сделает? — спросила Вайолет. — Полиция оповещена о том, что он вас похитил, и теперь за ним следят.

— Я знаю, — ответил Дункан. — Гюнтер хочет тайком вывезти нас из города и упрятать на каком-нибудь острове, где полиция нас не найдет. Там он будет держать нас до нашего совершеннолетия, после чего сможет украсть квегмайровские сапфиры. Как только наше состояние будет у него в руках, он заберет нас с острова и…

— Не надо об этом! — закричала Айседора, зажав ладонями уши. — Он наговорил нам столько ужасов. Я не могу этого слушать. Я просто не вынесу.

— Не волнуйся, Айседора, — успокоил ее Клаус. — Мы немедленно дадим знать обо всем властям. Они арестуют его прежде, чем он успеет что-либо предпринять.

— Боюсь, уже слишком поздно. Модный Аукцион открывается завтра, — сказал Дункан. — Гюнтер собирается спрятать нас в одном из лотов. А какой-то из его сообщников назовет самую высокую цену.

— А что это за лот? — спросила Вайолет.

Дункан продолжал листать страницы блокнота, и глаза его все шире раскрывались от ужаса, пока он перечитывал то, что наговорил им Гюнтер.

— Знаешь, Вайолет, — сказал он, — Олаф выдал нам много своих секретов. Кошмарные планы предательств, совершенных в прошлом, и не менее чудовищные планы на будущее. И все это здесь, в моем блокноте, начиная от «Г.П.В.» до страшной записи про аукцион.

— У нас еще будет много времени все это обсудить, — сказал Клаус. — Первым делом мы должны вызволить вас из клетки, пока не вернулся Олаф. Вайолет, ты сможешь отомкнуть этот замок?

Вайолет приподняла висячий замок и, прищурив глаза, стала внимательно его рассматривать.

— Замок не очень простой, — сказала она. — Гюнтер, должно быть, закупил несколько особо крепких замков после того, как я сломала его чемодан, когда мы жили с дядей Монти. Будь у меня хоть какой-нибудь инструмент, я могла бы что-то придумать, но здесь нет ничего.

— Агуэнг — спросила Солнышко, означавшее что-то вроде: «А нельзя перепилить прутья клетки?».

— Перепилить нельзя, — ответила Вайолет так тихо, будто она говорила сама с собой. — У меня нет времени соорудить пилу. Хотя, может быть… — Голос ее куда-то пропал, но дети даже в темноте увидели, что она подвязывает лентой волосы, чтобы они не лезли ей в глаза.

— Погляди, Дункан! — воскликнула Айседора. — Она собирается что-то изобрести. Часу не пройдет, как мы выберемся отсюда.

— Все ночи напролет с тех пор, как нас похитили, мы не переставали мечтать о том дне, когда наконец увидим, как Вайолет что-то изобретает, чтобы спасти нас, — сказал Дункан.