Книга Бессмертие оптом и в розницу - Галина Куликова

— Что касается твоего Ивана Соловьева, тут я бессилен, —признался Арсений Андреевич. — Скорее ты сама догадаешься, что он могсделать с посылкой на твое имя. А вот со старушками все ясно. Для того чтобы ихнайти, нужно выехать на место.

— Лететь в Горный Алтай? Не представляю, как я объяснюэто Разгуляевой… Впрочем, представляю! Поедем с Львом Валентиновичем писатьматериал про таинственные истории, случающиеся на горных перевалах, например.Одна «Легенда о черном альпинисте» легко может растопить ее сердце.

— Кто это — Лев Валентинович? — спросил дядя.

— Мой стажер Нащекин. Отличный парень, я как-нибудьтебя с ним познакомлю.

Однако дядю не так-то просто было сбить с толку. Он ещедолго препирался с Мариной, считая, что, как мужчина, родственник и вообщечеловек с большим жизненным опытом и развитым чувством долга, он просто обязанучаствовать в операции по спасению Тани.

— И оставить всю эту богадельню на тетю? — загналаего в угол Марина, поведя рукой вокруг себя.

Арсений Андреевич проглотил очередное возражение ипризадумался. Потом нахохлился и, понизив голос, напомнил:

— Но ведь дело связано с убийством! Не представляю,почему ты так спокойно к этому относишься.

— Я просто умею держать себя в руках. Кроме того,поддавшись панике, мы все только усложним. Когда Таня просила меня о помощи,вряд ли она мечтала о том, что я буду лежать на диване с мокрым полотенцем наголове, свесив безвольную руку до полу.

— И ты полетишь в Бийск?! — с таким ужасом спросилАрсений Андреевич, как будто не сам это предложил только что.

— Дядя, давай не будем ходить по кругу, как цирковыелошади. Кроме того, скоро позовут к столу.

Марина согласилась остаться на ужин, потому что одногопирожка с капустой для удовлетворения ее потребности в пище оказалось явнонедостаточно. Когда она нервничала, организм начинал сжигать калории, какпаровозная топка сосновые шишки.

Ужин обещал быть спокойным и приятным, поскольку в доме небыло ни младенцев, ни душевнобольных, ни находящихся в глубоком склерозеродственников. Впрочем, оставалась похожая на боцмана внучатая племянницаКлавдии Сергеевны. Неизвестно, что она за фрукт.

Стол, как полагается, накрывали в столовой. Посколькухозяйство целиком лежало на Ирине Владимировне, ей постоянно требовалисьпомощники. Недостатка в них не было и сегодня. Еду подали — пальчики оближешь.Однако Марина заметила, что тетя натянуто улыбается, кося глазом в сторону, какбудто к чему-то прислушивается. Обычно так бывало, когда она волновалась запересоленные котлеты или недостаточно воздушные клецки. Но сегодня блюдаудались на славу.

Марина решила не обращать внимания на всякие глупости ипотянулась вилкой к кабачковым оладьям. Напротив нее сидели подряд все тридочери Вилстафьевки — круглые и сочные, как головки клевера. По левую рукуокопался тощий субъект, расчесанный на пробор, каковые вышли из моды летпятьдесят назад. Лицо его было усеяно юношескими прыщами, а руки не знали, чтос собой делать, и то мяли воротник, то скручивали в жгут льняную салфетку.Марина подумала, что рядом с ним следовало бы освободить место — для его комплексов.

— Как вас зовут? — вежливо спросила она,вытаскивая из-под его локтя свою вилку.

Субъект долго откашливался, мял губами воздух, но так ничегои не сказал. Мало того, он не смог посмотреть Марине в глаза, чем окончательноутвердил ее во мнении, что за салатом следует тянуться самой. Он определенновыронит салатницу из трепещущих пальцев.

Внучатая племянница Клавдии Сергеевны оказалась справа отМарины. Кушая, она сопела, как тучная собака, только что взобравшаяся на холм.А с подкрашенными губами стала еще больше походить на переодетого мужчину.

Дальше сидел дядя Арсений, рядом с ним — четверо немыхдетей. По крайней мере, Марине они казались немыми, потому что ни один из нихни разу не издал ни звука — только вилки стучали о фарфор. Еще имелась в наличиималенькая бабушка с коричневым «печеным» личиком — благостная и беззубая. Елаона кашку из отдельной мисочки. Та женщина, которая открыла Марине дверь поприезде, назвалась Лизаветой и выглядела самой голодной — ее вилка так имелькала над столом. Марина уже наелась до отвала, а вилка Лизаветы даже неснизила темп.

— Как, Мариночка, у тебя дела на личном фронте? —спросила тетя Ира, которая ничего не знала о последних событиях. И про убийствоИвана тоже не знала. И что Марине сейчас не до личной жизни.

— На личном фронте тихо, — тем не менее ответилаона.

— Ты вроде бы замуж собиралась?

— Решила отложить.

— И правильно, — неожиданно подала голосВалерия. — Муж должен быть крепким и хватким. А если у него руки, как убелошвейки, а ножки, как у Золушки, какой от него толк?

Прыщавый юноша покосился на нее и громко хихикнул.

Арсений Андреевич поспешно завел разговор о проблемахсельских жителей, об администрации соседнего совхоза, о подвале, в которомпоявилась плесень. Поддерживали разговор только Валерия и Марина, остальныемолчали как задушенные. Ирина Владимировна по-прежнему косила глазом, и Маринестало казаться, что она слышит какие-то звуки из-за двери и эти самые звуки инапрягают тетку.

По мере продвижения к десерту звуки становились всеотчетливее, и тетка начала потихоньку киснуть.

— Ирочка, что там такое? — наконец спросил АрсенийАндреевич. — Ты впустила в дом собак?

— Это не собаки. Это дедушка, — неожиданно длявсех сказал юноша с пробором.

Дети, похожие на рыб с выпученными глазами, замерли с ложкамиво рту.

— Какой дедушка? — опешил АрсенийАндреевич. — Разве мы забыли позвать кого-то к столу? А, Ирочка?

Ирина Владимировна покрывалась румянцем снизу. Он полз отшеи ко лбу, и издали казалось, будто кто-то наполняет бокал розовым вином.

— Э-э… Это мой дедушка, — наконец выдавила она изсебя.

— Деда Вова? — изумленно переспросил АрсенийАндреевич. И грозным тоном повторил:

— Деда Вова?!

Тут дверь в столовую распахнулась, и на ковер ступил дедаВова собственной персоной — маленький улыбчивый старичок до того безвредноговида, что даже оторопь брала: отчего вокруг него бушуют такие страсти?

Одна Марина смогла оценить драматизм ситуации. Деду Вовенедавно исполнилось девяносто два года, но даже этот почтенный возраст не смогукротить его стремления ко всякого рода проделкам и авантюрам. Дед был довольношустр, любопытен и по-своему хитер. Он любил выпить и погулять — обязательно сбеспорядком — и обожал вгонять в краску особ женского пола, до которого в молодостибыл большой охотник. При скоплении народа испытывал душевный подъем. Именнопоэтому в доме внучки ему безумно нравилось. Несмотря на преклонный возраст,дед предавался всякого рода излишествам, уверяя, что больше всего здоровьювредят упорные мысли о необходимости его сохранения.