Книга Мозаика жизни - Донна Клейтон

Он поднял ее лицо, нежно касаясь подбо­родка, и заставил посмотреть в глаза.

—Дженни, мое упрямство, ревность, злость, моя слабость чуть не стоили тебе жизни.

—Ты слишком суров к себе. — Двумя рука­ми она обхватила его кисть. — Ты сказал, что не поверил, будто я пошла на Саймонову вер­шину. Ты сказал, что я знала, как там опасно.

—Не только это удерживало меня. Я не хо­тел идти, потому… — Он глубоко втянул воздух. Потом в черных глазах загорелась решимость. — …потому что именно Чад предложил искать тебя там. Если бы это сделал кто-нибудь другой, я бы, наверно, молнией полетел туда.

Люка гнетет его вина! Дженни терпеливо ждала разъяснений. Ведь Люк собирался расска­зать ей все.

—Один взгляд на брата вызывает у меня злость. — Он опять глубоко вздохнул, явно стыдясь столь недостойного чувства. — Я ни­когда не позволял себе признаваться в этом. Никому не говорил. Даже тебе, моей жене, бли­же которой у меня никого нет. Но правда в том… — глаза отражали невыносимую боль, — что с Чадом у меня связано глубокое чувство ревности.

Она вскинула в тревоге глаза.

—Значит, я что-то делала, что вызывало твою рев…

Он прикрыл веками глаза и, чуть покачав головой, прервал ее:

—Это началось задолго до того, как ты по­явилась. Годы назад. Я был мальчишкой, а Чад — совсем малышом. — Он вытер ладони о джинсы. — Понимаешь, у мамы было несколь­ко выкидышей до того, как она забеременела моим братом.

Он смотрел вдаль невидящим взглядом. Джен­ни догадалась, что Люк мысленно погрузился в прошлое.

—Когда он наконец появился, родители все внимание отдали ему. До рождения Чада таким вниманием был окружен я. Я играл в малой ли­ге в футбол, знаешь, такой, где вместо мяча специальный шарик. И вдруг все кончилось. В доме малыш, и никакого футбола! Ребенок стал для родителей поводом отказываться от всего самого для меня интересного. Мы не ходили в День независимости смотреть в Олеме фейер­верки, потому что они начинаются слишком поздно для малыша. Мы не могли смотреть па­рад пожарных, потому что для малыша слиш­ком ветрено. — Он медленно моргнул. — По­сле рождения брата я стал несчастным челове­ком.

У Дженни возникло жгучее желание дотро­нуться до него, но она сдержалась.

—Детская ревность вполне естественна. Ведь долгие годы до рождения Чада родители принадлежали только тебе, — попыталась уте­шить его Дженни.

—Но я старший брат! — В тоне и в же­стком взгляде отражалось возмущение из-за собственного поведения. — Я должен был ис­пытывать к младшему только любовь. Он на девять лет моложе меня. Я, как старший, дол­жен был лучше понимать…

—Люк, по-моему, тебя нельзя винить за чувство, которое ты испытывал… — Дженни помолчала и уточнила: — Которое продолжа­ешь испытывать к Чаду. Твои родители вроде бы забыли, что у них есть старший сын.

—После смерти мамы, — продолжал Люк, — Чад стал для папы центром вселенной. Отец так гордился, когда Чад кончил колледж. Но когда Чад уехал из «Прентис-Маунтин», чтобы путе­шествовать по Европе, папа себе места не на­ходил. Я пытался утешить его, говорил, что Чад вернется, мы будем работать вместе, как он мечтал. Но папа уже никогда не стал прежним. И вскоре умер.

Солнце сверкало на черных волосах Люка, и они отсвечивали синевой. Дженни смотрела на красивое лицо мужа и не могла удержаться от мысли — все-таки о чем-то он умалчивает. Ка­кую-то часть истории оставляет за скобками.

Люк — человек уравновешенный, правда, и его можно вывести из себя. Но он не принад­лежит к тому типу мужчин, что испытывают не­оправданную неприязнь к человеку. Люк счита­ет — Чад не заслуживает его враждебного от­ношения. Так что он пропустил? О чем не сказал?

Одно лишь ясно: Люк старается осуществить мечту отца. «Мы будем работать вместе, как он и мечтал». Беда в том, что это не его мечта. Это мечта его отца.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Солнечные лучи пробивались сквозь гу­стую листву, балдахином нависавшую над голо­вой. Птицы чирикали высоко на деревьях и в кустах. Все-таки ничего нет более успокаива­ющего, чем природа, подумала Дженни. Тепло солнца на коже, густой аромат сосен, приносимый легким ветерком, пронзительная воркотня щеглов. Она довольно вздохнула, наслаждаясь утром в горах.

Она опустилась на траву, воспользовавшись бревном как спинкой стула. Вскоре и Люк присоединился к ней. Дженни остро ощущала красоту деревьев и неба, шорохи под кустами, где бегали какие-то невидимые мелкие зверьки. Но еще острее она осознавала присутствие ря­дом мужа.

В конце концов мир природы, окружавший ее, вроде бы отодвинулся. Она все более и бо­лее сосредоточивалась на близости Люка. Теп­ло, исходившее от него, казалось ей жарче лет­него солнца. Она неподвижно сидела, наклонив набок голову, лишь бы быть ближе к нему.

Так уже хорошо знакомые волны жаркого желания кружились в неспешном, возбужда­ющем танце. Они ныряли и всплывали где-то в самой глубине ее существа. Ей все больше нра­вилось это состояние. Теплое, восхитительное желание пульсировало в ее крови, обвивало живот.

Наверно Люк погрузился в. легкую дрему, решила Дженни. Стрельнув в него взглядом, она обнаружила, что он внимательно смотрит на нее.

Щеки залило жаром. Она одарила его бы­строй улыбкой и отвела взгляд. И долго он так изучал ее? Волнующий кровь вопрос. Мысли приняли неожиданное направление.

—Ты не хочешь поесть? — Она поискала глазами корзинку, стоявшую на траве на рас­стоянии протянутой руки. Будто из ниоткуда донеслось хихиканье. Дженни стало ужасно не­ловко, когда она поняла, что этот кудахтающий смешок вырвался из ее горла. И чтобы замас­кировать смущение, она выпалила: — В твоем детстве наверняка не было ничего похожего на сэндвичи с арахисовым маслом и джемом.

Она почувствовала, как напряглось его те­ло. Боже, неужели от слов, сорвавшихся у нее? Дженни уставилась на него потрясенным взгля­дом.

—Прости, — пролепетала она. — После то­го, что ты рассказал, я меньше всего хотела на­поминать тебе о юности.

Чтобы чем-нибудь заняться, Дженни нагну­лась и потянулась за корзинкой. Он остановил ее, положив руку на плечо. Пальцы остались на бретельках топика, но ладонь легла прямо на кожу. Плоть к плоти. Кровь забурлила в жилах. Казалось, стало не хватать кислорода, она не способна ясно мыслить.

—Расслабься. — Люк осторожно прислонил ее к гладкому бревну.

Сосредоточься на чем-нибудь другом, прика­зала она себе. Например, на ветре, гнущем вер­шины деревьев. С усилием закрыв глаза, она поняла, что сейчас никакого ветра нет. Тогда на птицах. Прислушайся к птицам.

— Слышишь, — он чуть повернул голову в сторону поющей птицы, — это луговой жаворо­нок.

—Звук такой красивый…

Он провел пальцами по ее подбородку. Джен­ни оцепенела. Потом он обвел контур ее уха, она улыбнулась и расслабилась.