Книга Дверь обратно - Марина Трубецкая

Если вы думаете, что в густой траве легко отыскать часы, попробуйте сами. Я же точно решила, что, когда в следующий раз увижу эти нахальные глаза, мало любителю орангутангов не покажется. Проползав минут десять, я нашла нашего гордого птица и мстительно сунула его в саквояж. Вот когда захочу, тогда и заведу, в следующий раз знать будет, где отключаться.

— Крута! — уже с ноткой уважения крякнул кожаный болтун, покосившись на меня.

Шагать по открытому, прогреваемому солнцем пространству было приятно. Жаль, недолго. Потому что мы подошли к речке. Речка-то была, а вот моста никакого не наблюдалось. Да и глупо было бы надеяться, что поселение вместе с домами сквозануло, а вот мост стоит здесь три тысячи лет и ждет меня с одной лишь целью — ласково проводить на другой берег. На наличие брода тоже ничто не указывало. Я сунула в воду руку и заскучала. Вода была не просто холодной — она была нереально ледяной. Откуда могла течь настолько студеная водица, когда никаких снежных завалов и гор близко не просматривалось? Загадка! Идти вдоль берега тоже не очень-то тянуло. Судя по солнцу, восток был аккурат перпендикулярно реке. Я посмотрела на саквояж, саквояж кротко глянул на меня.

— А скажите-ка мне, многоуважаемый Савва Юльевич, не хранится ли в вашей волшебной глубине какого-нибудь плавсредства?

— Плавсредство? — Было видно, что он не на шутку озадачен. — А что это такое?

— Ну что-то типа лодки.

— Нет, ну ты, деука, даешь! Сама подумай, как бы она в меня влезла-то?

И то правда… Я опять задумалась.

— А если резиновая?

— Лежала во мне как-то газетка с описанием этого изобретения фирмы «Макинтош», — подумав какое-то время, задумчиво произнес он, — но я такого никогда не носил. Я так-то могу производить только то, что однажды во мне побывало или рядом полежало.

— Но, может, в тебе побывало хоть что-нибудь, с помощью чего можно было бы перебраться через речку? — решила не сдаваться я.

— Ну, может, и побывало… Дать?

Утопить бы эту кожаную сволочь!

— Дай.

Саквояж распахнулся, и я увидела нечто резиновое черного цвета. Достала, развернула и не поверила своим глазам. Представьте себе маленькую резиновую лодку, к днищу которой приклеены высокие резиновые сапоги с резиновыми же лопастями на них. И от лодки идут какие-то ремешки непонятного назначения.

— Это что ж такое? — Голос дал петуха.

— Это приспособление для мелководья. Прохор Иваныч на рыбалку брал. Наше, между прочим, санкт-петербургское, изобретение.

— И что с этим делать?

— Что-что! Надуваешь, засовываешь ноги в сапоги, ремешки на талии закрепляешь — и вперед!

Было полное ощущение, что Прохор Иванович после последней рыбалки забыл свое новомодное снаряжение просушить. Мерзкая, холодная резина цеплялась за одежду, как живая. С горем пополам, с помощью ехидных замечаний Саввы Юльевича, я влезла в эту конструкцию. Прямо какая-то пародия на «Лебединое озеро»: горбатая балерина в резиновой пачке и сапогах на фоне бурной речушки. Ну да делать нечего! Покрепче привязав саквояж с помощью одного из ремешков, чтоб не держать его в руках, я ступила в реку.

Моп твою ять! Поток чуть не сбил с ног, которые тут же задеревенели. Воду эта конструкция, может, и не пропускала, а вот холод — как с добрым утром! Видимо, подо все это дело умные люди должны поддевать что-нибудь теплое, да и не шманаться по ледяным водоемам. Но делать нечего! Сцепив зубы, я начала переход. Одно радовало: река редко поднималась выше талии. Но когда это происходило, цирк шапито был еще тот! Я повисала на этой лодчонке, как маленький ребенок в круге, и, чтоб меня не сносило течением, начинала, как сумасшедшая, молотить ногами. Толку от этого было немного, так как, видимо, амплитуда движения моя и запланированная факаным изобретателем не совпадали! Короче, с горем пополам, отморозив в себе все, что у человека может отморозиться, я достигла середины этой сволочной речушки. И не успела порадоваться этому обстоятельству, как…

Как уткнулась в твердое, абсолютно незаметное глазу препятствие. Не поверив в такое гадство, я пошарила руками выше, по бокам — хренушки! Стоит преграда. Мысль о том, что я несолоно хлебавши вернусь назад, что все мои мучения зазря, высекли из моих глаз слезы. В это время коварное течение подбило мои ноги. И, пока я глупо бултыхалась, стало понятно, что ноги находятся за преградой. То есть по всему выходило, что под водой никаких препон к передвижению не было.

Думать было некогда. Надо было подныривать под преградой. Я рискнула. Гребаная конструкция не пускала. Я попыталась вылезти из нее. Безнадежная оказалась затея: чтобы снять такие высокие сапоги, надо было, как минимум, обо что-нибудь опереться. Проседающая под руками конструкция опоры не давала вовсе. Да и стоило мне только начать скакать, как меня тут же сносило течением. О том, чтобы вернуться на берег и там снять резинового монстра, не могло быть и речи, я бы просто не дошла. Поэтому, уцепившись за нижний край преграды, я отчаянным рывком стянула лодку с талии, поднырнула, пытаясь протащить за собой черный капкан, почувствовала, как сапоги зачерпнули воды и потянули меня вниз. Отчаянно хлебнула воздуха. И провалилась в ледяную темноту…

В себя я пришла уже почти на берегу. Саквояж, все еще привязанный к одному из ремешков, тянул меня и всю наполненную водой конструкцию на сушу. При этом он не плыл, а летел, помахивая ручкой, как крылом. Я, как могла, начала помогать ему онемевшим телом.

Было одно желание — скорее стянуть с себя это, моп твою ять, изобретение. Пальцы не слушались. Матерясь во все гланды, я дернула посильнее, чего-то там порвалось, и я наконец-то освободилась. Полежала, отдышалась. Уже спокойнее сняла всю одежду и повалилась в нагретую солнцем траву.

Рядом квохтал, как курица-наседка, саквояж. Распахнутым нутром лез в глаза. Термос. Достала, глотнула, внутрь полилось что-то обжигающе-острое. Какой-то перечный настой просто. Что там еще? Пузырек темного стекла с плотно притертой крышкой.

— Это масло со змеиным ядом, Стешенька, натереться бы тебе! — Просто саквояж милосердия какой-то!

Кожу защипало, но тут же пошло и тепло. Где дотянулась, там и натерлась. Потом достала свой оленячий свитер, на удивление сухой, даже теплый, завернулась в покрывало и тут же уснула.

Проснулась я уже под звездами, горло слегка саднило, но, в общем-то, чувствовала я себя не так уж и скверно, как можно было бы ожидать. Дико хотелось есть. Я пошевелилась — от долгого лежания на твердом все тело занемело — и со стоном приподнялась. Рядом дрых саквояж. В прямом смысле слова — храп стоял несусветный.

— Савва Юльевич, — шепотом окликнула я его.

— А?! — ничего не соображающим со сна взглядом уставился на меня тот.

— Дай чего-нибудь поесть, — взгляд стал проясняться, — бутерброда какого-нибудь.

И полезла в саквояжево нутро, где в промасленной бумаге нашла изрядное количество сэндвичей. Там же отыскался все тот же термос с горячим душистым чаем.