Книга Конкурс неприятностей - Кирилл Кащеев

Поняв по имени коня, что прыщ-с-горы – конкретно я (вау, рифма!), я потянул повод, заставляя Топаза приподнять голову. Дальше последовала долгая речь, описывающая сложные отношения между мной, поводом, Топазом, длиннющим хлыстом-шамбарьером[11]в руках Петровича, остальными пятиборцами, седлом, оградой, полем и почему-то тучками в небе. Единственной фразой на классическом русском оказалась:

– Не дергай повод – ты должен собрать лошадь, а не башку ему оторвать!

Под неумолчные пассажи Петровича мы двинулись по полю шагом, то и дело меняя направление и аккуратно вписываясь между препятствиями. Топаз-собака-ты-хоть-и-конь-что-ж-ты-делаешь-какого-меня-так-трясет!

– Коленями работай, а не задницей… И на заднюю луку не заваливайся! – немедленно заорал Петрович.

– С Лидкой проще было, хотя теперь я понимаю, в кого она такая матерщинница! – разъезжаясь со мной левым плечом, бросил Колян.

– Не болтать, девочки! – заорал всевидящий-всеслышащий Петрович.

– Мы не девочки! – снова рявкнул Колька и огреб немедленно, метко и едко:

– Ка-анешна, какие вы девочки! До девочек вам еще как до Луны на карачках!

Ровненько и в такт зацокали копыта. На поле выезжали уже знакомый мне Бахтат с еще лучше знакомым Арсеналом, только в седле Арсенала сидела Лида, а верхом на Бахтате – Саша.

«Как бабочка на мамонте», – почему-то подумал я. Чёй-то меня на художественные образа́ прошибло? А еще со вчерашнего дня я знал, какая у Сашенции тонкая талия и мускулистый живот. Пока мы ехали вместе на Бахтате, она все время напрягала мышцы, отталкивая мои руки и давая понять, что совместное бултыхание в заливе не повод для знакомства. А я бы убрал, правда… только пальцы точно свело, наверное, перемерз в воде, хоть и лето.

Девчонки проехали мимо – кони перебирали копытами в такт, легко выплетая ту самую строевую рысь, над которой мы так мучаемся! Я смотрел Саше вслед, на встрепанную косичку в стиле Китнисс[12]. В прошлом году я с девчонкой из балетного училища встречался, Риткой зовут… Не сложилось, стерва была редкостная. Хотя, конечно, осанка, походка – обалдеть. Но даже у нее не было вот такой, как струна, изящной и сильной спины.

– Девочки! – Петрович гаркнул так, что я чуть из седла не вывалился. – Которые по половой принадлежности, а не по жизни! Сашка! Лидка! Я сегодня этих вот соплежуев буду галопу учить, а ну-ка покажите, как это должно выглядеть!

– Сашка ж на Бахтате, Петрович! Она боится! – сложив руки рупором, проорала в ответ Лида и засмеялась.

У Саши вдруг стало строгое лицо, она резко бросила что-то и… выпрямилась, словно глубже погружаясь в седло… потянула повод… Так-так-так-так… ритм копыт Бахтата резко изменился. Тадаа-так-так-тадаа-так-так… Громадный черный конь начал разгоняться, как идущий на обгон джип… Сашка чуть выдвинула правое плечо, а глаза ее вспыхнули сумасшедшим азартом! Бахтат сорвался в галоп. Вж-ж-жж! Меня обдало теплым, пахнущим конским потом воздухом. Грохоча копытами, вороной летел по кругу, он мчался, он отрывался, и не было ему ни препон, ни преград! И вместе с ним летела Саша, а лицо ее было неузнаваемо – светилось каким-то безумным восторгом и хищной радостью!

– Петрович, ослеп?! – с другой стороны ограды подскакала местная завуч Светлана Викторовна верхом на аккуратной, как статуэтка, кремовой кобылке. – Бахтат понес!

– Сашка его держит, – хладнокровно бросил Петрович, с таким же хищным азартом отслеживающий каждое движение коня и всадницы. – На барьер давай!

Саша двинула коленями. Мгновение казалось, громадине Бахтату плевать на приказ маленькой всадницы. А потом бешеная скачка приобрела новый, совсем особый разлет, Бахтат сорвался с правильного круга, подлетел к барьеру… Это было самое прекрасное зрелище на земле, куда там тому выпендрежнику Костику, – громадный черный конь и невысокая девушка взлетели над барьером как… ну тоже как бабочка! Только Бахтат был, наверное, самой крупной и тяжеловесной бабочкой на свете!

– Взяла! – выдохнула Светлана Викторовна.

Лидка издала короткий вопль – то ли восхищения, то ли ревности – и подняла в галоп своего Арсенала. Вытянувшись в струнку, светлый ахалтекинец нагонял вороного. Сашка обернулась на скаку, что-то крикнула… Арсенал скакал рядом с Сашиным вороным… и оба коня одновременно, голова к голове взвились над препятствием!

Две молнии – черная и светлая – просвистели над барьером, дружно ударили копытами в землю и поскакали дальше. Девчонки хохотали. А я… сунул два пальца в рот и пронзительно засвистел!

– Ну класс! – аж подпрыгивая в седле, выпалил Олег и впервые поглядел на Лиду с интересом.

– Класс, а ты не свисти – у школы денег не будет, – кивнул Петрович.

На лицо Светланы Викторовны стремительно набежала тень. То есть она и раньше мрачная была, а тут совсем потемнела.

– Вы у меня всю жизнь денники драить будете! – крикнула она девчонкам. – Не хватало еще, чтоб шеи себе сломали, мало нам неприятностей!

– Сашка очень выросла последнее время… и я не в смысле сантиметров, – невозмутимо хмыкнул Петрович. – Ты чего ее на соревнования не выпускаешь?

– Выпускала два раза, – бросила Светлана Викторовна. – Без особого результата.

– Так с тех пор сколько прошло! – дернул худым плечом Петрович. – Сама знаешь, что за танк Бахтат – его полдня разогревать надо, а девчонка на одном шенкеле в галоп подняла, – и, не дожидаясь ответа, звучно хлопнул в ладоши: – Все, концерт окончен! Девочки, которые и вправду девочки, валят на выездковое поле и работают там. Девочки, которые думают, что они мальчики, учатся поднимать коня в галоп, а кто не научится – записывается в девочки навсегда и с присвистом! А ну, поехали!

И – да, девчонки уехали, а мы поехали. Я лично поехал мозгами минут через тридцать: просто вдруг понял, что ветер хлещет в лицо, а Топаз подо мной идет приличным галопом, причем я вроде как дал ему шенкель, а он послушался. И как только я понял, что все это правда… Петрович объяснил нам, что мы безрукие-безногие и на сегодня у него уже нет сил с нами долбаться, так что мы можем валить на фиг. Ну я лично не свалил, а свалился – кулем из седла. Постанывая и цепляясь за стремена, поднялся. А злобная-тварь-Петрович только бросил:

– Лошадей в конюшню и почистить! Сами! – и ушел, оставив нас с парнями скрюченными в разных позах возле ехидно взирающих на нас лошадей.

– О, девчонки возвращаются! Лидуся! – вдруг жалобным паровозом прогудел Олег. – Отведи нас в конюшню, пожалуйста!

– Отведу, привяжу, почищу, овса задам – и коню, и тебе! – рявкнула жестокая Лида.