Книга Приключение в наследство - Кирилл Кащеев

– Ну вот, теперь можно и повечерять! – раздался веселый голос тетки Олены… и перед Катериной на стол лег ломоть черного хлеба. Тетка торжественно протерла краем грязноватой запаски[25]толстобокую розовую луковицу и протянула ее Катерине: – На! Заслужила!

Катерина поглядела на хлеб, на лук, снова на хлеб. Проводила взглядом блюдо с таким же розовым и толстобоким, как луковица, поросенком, за которым как раз забежал очередной слуга, и прошептала:

– А еще чего-нибудь… можно?

– Радуйся, что хоть что-то есть! – возмутилась тетка Олена, обстоятельно усаживаясь к столу и смачно откусывая от такого же ломтя хлеба, разве что присыпанного солью. Почти неслышно переговариваясь, по кухне бледными тенями двигались женщины, сновали кухонные мальчишки, кажется, мелькнула белобрысая шевелюра Савки, но у Катерины не было сил даже голову в его сторону повернуть.

– Можешь сесть, – милостиво разрешила тетка Олена, насмешливо поглядывая на цепляющуюся от слабости за стол девочку. Катерина плюхнулась на лавку – она и не догадывалась, что теперь должна просить позволения сесть, когда так устала.

– И впрямь, как там твой приятель говорил – сотниковна и есть! – глядя на отщипывающую хлеб Катерину, усмехнулась тетка. – Не привыкла к такой работе?

– Меня мама всему учила! – Внутри снова все свело болью. Мама… учила. Больше не научит. Катерина отвернулась, не глядя отломила очередной кусочек. Она бы и рада проглотить хлеб в один миг, но… измученное тело готово было в любой момент вытолкнуть еду прочь. Молока бы… Кувшин с молоком проплыл мимо в руках другого слуги – слуга взбежал вверх по кухонной лестнице, и кувшин пропал.

– То мама! Мамы жалеют, а тут мамы нету, – отрезала тетка, но в голосе ее звучала не насмешка, а затаенное, глубоко спрятанное сочувствие. И это сочувствие неожиданно заставило боль в груди ослабнуть, точно тиски на сердце разжали стальной полосой злости. Ее лишили всего, ее приволокли сюда… а теперь можно и посочувствовать? Не надо!

– Мне бы… помыться где? – Катерина решительно встала.

– Что, сотниковна, ручки замарать боишься? – насмешливо начала тетка Олена… и сама замолчала. Оглядела Катерину от задубевшей, как палка, косы до сбитых ног. Прошаркала к дверям и теперь уже настороженно оглядела двор.

– Добре, никого. – Тетка сунула под ноги Катерине высокие деревянные башмаки, похожие на небольшие лодки. – Одевай и беги до колодца. Рубаху снимать не вздумай! – строго бросила она. – Все едино другую взять неоткуда. – И приоткрыла тяжелую дубовую створку, позволив Катерине по-мышиному выскользнуть в щель.

Глава 8

Гетманский пир

Над замком сгустились плотные сумерки, сразу за которыми падает глубокая ночь. Башня донжона четко рисовалась на темно-синем небе, а прямо над зубцами переливалась серебром первая звезда. Угловатым домиком из сумрака проступала крыша на столбах над замковым колодцем. Звенела сбруя, и медленно ходили большие темные тени – у колодца поили коней. На поилку можно встать, вылить на себя ведро ледяной воды, одно и второе, и вычесать кровь и пот из расплетенной косы… Катерина решительно повернулась спиной к колодцу и зашагала к воротам. Ноги подгибались от усталости, громадные деревянные башмаки до и дело сваливались, но без них она бы просто увязла – за день замковый двор покрыл слой растоптанной соломы, жидкого конского, поросячьего, коровьего навоза и обыкновенной грязи. Чавканье прилипающих деревянных подошв терялось в скрипе последних телег, выезжающих за ворота. Попытка могла удастся только сейчас, когда ее никто не ждет и не ищет, когда уже темно, но двор еще запружен возами. Она аккуратно пристроилась к пустому возу и зашагала сбоку и чуть позади, стараясь даже кончиком косы не попасться на глаза дядьке в крестьянской одежде, такому же унылому и тощему, как и его волы. Пронзительно скрипели несмазанные колеса, и арка ворот приближалась с каждым шагом, точно сама надвигалась на Катерину, отчаянно дрожащую в теплых июльских сумерках. Огонек свечи в фонаре над воротами отблескивал на острие пики караульного.

Мужик и волы остановились, одинаково не поднимая глаз и уныло изучая землю под ногами. Замерла и Катерина, придерживаясь рукой за борт и всем своим видом показывая, что принадлежит к этой телеге, и унылым волам, и тощему мужику. «Господи Иисусе Христе, сделай так, чтоб мужик не обернулся!» Караульный внимательно переворошил жидкое сено в телеге, заглянул под днище… скользнул равнодушным взглядом по Катерине и кивнул на ворота:

– Проходь!

Мужик цокнул языком, заставляя своих волов снова сдвинуться с места. И тут караульный небрежно бросил:

– Завтра снова придешь. На укрепления землю возить надо.

И мужик, и волы встали как вкопанные. Мужик вскинул голову так резко, что ветхая суконная шапчонка свалилась в грязь, и, захлебываясь словами, залопотал:

– Дык! Да который уж день: и вчера тут, и третьего дня, и нынче, да еще и завтра! Лето, пан! В поле работать надо, дети у меня да жинка, сынки малые – кто ж, если не я, в поле-то? Есть-то зимой что будем, пан?

– Хлоп дурной! – возмутился караульный. – Мы ж тебя от панов-злодеев князя Острожского освободили, а если они, проклятые, снова явятся? Да еще и с войском? Как мы без укреплений тебя от злой доли оборонять будем, дурная башка?

– Не в обиду вельможному пану-черкасу скажу – нам все едино: что под одними панами с голоду помирать, что под другими…

– Ах ты ж… Острожских защищаешь, княжий прихвостень! Узнаешь у меня… Землю возить не хочешь? Девку свою сюда давай, еще и облегчение тебе выйдет, меньше ртов кормить.

– Что за девку, пан? Сроду у нас с женой дочек не было! – мужик начал поворачиваться… но Катерина уже сиганула прочь, мелькнув подолом рваной рубахи.

– Сто-ой! Лови ее!

Катерина мчалась, в темноте лавируя по лабиринтам замкового двора. Деревянные башмаки слетели с ног, она успела подхватить лишь один и теперь бежала, прижимая его к груди, а босые ноги скользили на прячущихся под слоем грязи булыжниках. Воз, козий загон, поилка, из темноты проступила и исчезла оскаленная лошадиная морда, замковый колодец, бочки, дальше, здесь наверняка есть другие ворота или потайная калитка, должен быть выход…

– Беги ко мне!

Катерина успела увидеть широко расставленные руки, и тут же ее сгребли в охапку, подняли в воздух… и она уставилась в злорадную рожу Охрима.

– Думала, ушел я? Как же! Я знал, что ты попробуешь сбежать, маленькая сотниковна! – и он осклабился, обдав Катерину смрадом из щербатого рта.

Катерина врезала ему по зубам деревянным башмаком.

– Эп! – Охрим подавился, руки его разжались, Катерина легко, как котенок, шлепнулась наземь, извернулась и скользнула Охриму между ног. Не выпуская своего единственного оружия – башмака, – юркнула в проход между бочками.