Книга Глюк - Хьюберт Селби

Фу! Чертов солнечный свет. Ощущение, что кто-то давит пальцами на глазные яблоки. Жарко. Небось скоро полдень. Но глаза не открываются. Солнечный свет. Зачем открывать глаза? Знакомое дерьмо: окно, шторы, занавеска, свет, стена, опостылевшие птицы, новый никчемный день. Боже, рано или поздно придется встать. Или помочиться прямо в постели? А что, все лучше, чем вставать. Хорошенькое начало дня. Никакого нового дня. Вообще ничего. Не вставать, попытаться уснуть опять. Невозможно. Проклятие вставания. Помочиться в постель превыше моих сил. Черт, может, удастся снова залечь… Размечтался. К чертям душ. А может, от него будет прок? Не знаю. Сама мысль слишком утомительна: снять пижаму, открыть дверцу душа, включить воду, установить температуру… Боже, одно и то же, этому нет конца, потом облиться, взять мыло, намылиться, поднимать ноги, будь они прокляты, любая мелочь повергает в ужас, даже думать об этом страшно, потом вытираться… Боже, нельзя же навсегда приклеиться к этой долбаной двери. Туда или обратно. Хотя бы постоять под душем. Подгибаются ноги. Полегче, крепись. От воды становится приятно. Что толку? Все равно впереди целый день, а потом еще и еще, сколько можно, сколько дней можно вот так протянуть? Зачем причинять себе беспокойство? Не хочется даже на похороны Барнарда. Не смей развлекаться. Не позволяй жизни заподозрить, что ты счастлив. Ну, вперед! Мммм… «Колодец и маятник», вот что это такое. По крайней мере мокро, и то хорошо. Могу я раствориться? Уйти в сток вместе с водой? Как долго можно тут проторчать? Летаргический сон. Гипноз. Уж не сползаю ли я на пол? Повернуться? Как? Упереться руками в стенки и удержаться? Все-таки сползаю понемножку. Еще, еще, черт, стук в ушах, еще, еще, как хорошо… Пусть льется на спину. Сколько еще можно упираться спиной? Рано или поздно брякнусь и расшибу себе башку. Дурацкая смерть. Зато подохну. И сам не буду этого знать. Бац затылком — и конец. Немного крови. Возможно, я захлебнусь. Неплохой вариант. Но: полежу немного без сознания, а потом меня разбудит вода. На затылке шишка. Я упал в душе, доктор. Только такого унижения мне не хватает. Так сползаю я или нет? От воды немеет тело. А когда-то вода мне помогала. Оглушенный водой. Идиотизм, конечно. Теперь опять повернуться. Не перестараться. Нащупать кран и выключить воду. Так лучше. Отдышаться: вдох — выдох… Кажется, я полностью проснулся. Больше не уснуть. Отодвинуть дверцу. Боже, как я слаб. Слишком много воды… последняя энергия растворилась в воде. Да открывайся ты, дай просунуть руку, ну и… Господи, никак. Слишком велика и тяжела. Высохну так, здесь жарко, потом в халат… к черту, обойдусь, подумаешь, капли на ковре. Ну и слабость! Лучше сесть. Уф, целый день впереди. А потом целая ночь. Вдруг я не усну? Посмотреть телевизор? Это может навеять сон. Почитать книжку. Или еще что-нибудь. Как прожить день, каждую его бесконечную минуту? Так ярко, хоть надевай дома солнечные очки, а я погружен в темноту. Невероятно. Однажды я это уже пережил. Как вышло, что я снова ухнул во мрак? Неужели недостаточно одного раза? В тот раз было худо, дальше некуда, но оказалось, что плохому нет предела. Вернуться во мрак после света — хуже самой жестокой пытки. Туг нужен Бог, человеку такой план не под силу. Слишком многое приходится держать под контролем. Слишком много разных обстоятельств. Человеку недоступен такой внутренний мир. Нет. Он доступен одному Богу. Почему? Почему так происходит? А-а-а, что толку. Хватит тянуть. Но сперва надо одеться. Не могу же я застрелиться в голом виде. Но как одеться, черт возьми? Как взять револьвер? Пошевелиться и то не могу. Сумел залезть в душ, сумеешь и револьвер взять. Чепуха. Так и просидишь голышом весь день? И остаток жизни? Имей по крайней мере какое-то достоинство. Собрался продырявить себе черепушку — так позаботься о презентабельности всего остального. Живи быстро и все такое. Как ты представляешь себе презентабельный труп с наполовину снесенной головой? Сплошная глупость — и жизнь, и смерть. Все одинаково глупо, одинаково бесцельно. Зачем страдать? Покончить со всем раз и навсегда. Хочешь вот так сидеть здесь день за днем? Даже годами? Что за сложность — кое-как одеться? Всю жизнь одевался. Ага, всю жизнь. Господи! Я в депрессии, но не парализован. До какой же глупости можно докатиться! Сидением в голом виде ничего не изменишь. Подумаешь! Сколько тебе на это надо? Две минуты? Старые штаны. Ну и гадость! Рубашку — через голову; ноги — в шлепанцы. Вот и все. Теперь пушка. Приятно сжимать ее в руке. Красивая, чистенькая. Посидеть еще минутку. Зачем было столько ждать? Мне уже лучше. Я больше не чувствую себя в западне. Есть способ выбраться. Можно воспользоваться им когда угодно, было бы желание. Вот так, сунуть дуло в рот… Какая гадость! Нет, терпимо. Легкий привкус масла, металла. Одно нажатие на курок — и привкуса как не бывало. Только сначала надо сделать еще кое-что… Сформулировать последнюю волю. Она нехитрая: я хочу умереть. Должен умереть. Это никогда не изменится. У меня всегда такое чувство. Не могу работать. Сижу и дожидаюсь, когда хватит решимости сунуть в рот дуло и спустить курок. Вот и все, что меня ждет. Единственная оставшаяся цель. Оставить верхнюю часть своей головы на потолке. Альтернатива отсутствует. Дело времени. Неизбежность. Бремя расплющивает в лепешку. Бремя жизни. Только это не жизнь. Жить хорошо. Но темнота живого состояния при неспособности жить — бесчеловечна. Не могу даже обвинить в этом Барнарда. Каждый паршивый вдох кажется вечностью. Сижу бесконечные часы — а проходят всего лишь минуты. Мучаюсь, чтобы дышать, а это нужно, чтобы… мучиться. Бессмыслица. Не знаю, куда подевался воздух. Не дышится. Наверное, эта жара погубит много народу. Счастливчики, они получат свободу: Им уже не придется продираться сквозь это безумие. Почему у меня не получается спустить курок? Вот дерьмо, сколько можно это сосать? Во рту такой вкус, словно я наелся испражнений. Ничего не поделаешь, рано или поздно придется обломать себе зубы. Буду повторять попытки. Рано или поздно спущу курок, и все будет кончено. Надеюсь. Лучше так. Нет, ни в коем случае, никакой церковной тягомотины. Хотя не знаю. Я не смогу забрать с собой свою боль. Невообразимая жестокость. Никто… ничто не способно на такую. Даже Барнард. Что он сейчас подстывает? Просто лежит в могиле или расплачивается за свои грехи? Мертвец — он мертвец и есть. Я знаю по крайней мере, что делаю. Да, у меня есть цель — умереть. Возможно, это единственная стоящая цель. Так что у меня есть ради чего жить. Странно. Забавно. Зато правда. Боже, помоги прожить день. Уже не чувствую такой безнадежности, беспомощности. Става богу, у меня есть револьвер. Я не отдан на съедение демону зла. Я могу сам положить всему этому конец. Когда захочу. Этого достаточно, чтобы жить. Я хозяин положения. Больше никто. Моя жизнь у меня под контролем. Ощущение примерно такое же, как за работой. Возможно, позже смогу поесть. Что-нибудь из холодильника. В ногах уже нет прежней тяжести. Наверное, я просидел здесь весь день. Скоро стемнеет. Прошлой ночью я спал. Может, попозже включу телевизор. Он меня утомляет. Вдруг найду что-нибудь приличное. Кино. Старая классика. «Убийство». Так… Или «Дракула». Не везет. Хотя… Фестиваль или еще что-нибудь… Нет, не сейчас. Сплошной Хэллоуин. Может, «Лесси, или Старый крикун»? Что за чушь! И уж тем более не «Эта прекрасная жизнь». Избавьте. Убить телевизор. Сначала его, потом себя. Пусть горит в аду. Не могу изучать телепрограмму. Господи! Безумие! Найти, взять, прочесть. Хотя бы пролистать. Или просто попрыгать с канала на канал. Не торопиться, не выплевывать револьверное дуло. До курка всего несколько дюймов. Поразительно. Змея и птичка. Я ее не вижу, только нащупываю большим пальцем. Сколько еще можно таращиться? Перед глазами появилась пелена, их жжет. Револьверов уже два, а если приглядеться, то целая куча, одни револьверы. Но рот у меня один, пуля тоже будет только одна. Я ее почувствую? Надолго ли? Скорее всего вообще не успею. Смерть наступит прежде боли. Не исключено. Вкус пропал. Почти. Как запах. Быстро принюхиваешься и перестаешь замечать. Так, нейтральный вкус, не приятный и не противный, его можно не замечать. Все рано или поздно приедается. Арахис. Спаржа. Человек не все время ест. Хота бы на секунду он должен прерваться. Потом кладет в рот еще. Постепенно он перестает жевать. Челюсти. Зубы. Наполненный желудок. Но перерыв неминуем. Рано или поздно. Так что посасывай дуло. Без усилия. Как младенец — соску. Он засыпает с соской во рту. Может, и я засну с револьверным дулом во рту? Кошмар. Стоит шелохнуться, малейшая судорога — бах! Когда засыпаешь сидя, обязательно дергаешься. Случайное нажатие на курок Если я тут засижусь, это может случиться. Само по себе. Могут устать зубы. Как на приеме у стоматолога. Нельзя сидеть так до скончания века. Знаю, знаю. Можно попробовать — проверить, тугой ли курок. Пушка тяжеловата. С меня станется ее выронить. Может произойти произвольный выстрел, ранение в ногу. Это недопустимо. Привыкай держать его во рту. Черт, давай, давай! Уже ломит челюсти. Ладно, спокойно опусти и положи на диван. Рука устала, сам проголодался. Почти стемнело. Поздно. Короткая прогулка на кухню. Инспекция холодильника. Сунуть что-нибудь в микроволновку. Хоть что-то перехватить. Скромная трапеза. Никакого телевизора. Сейчас приготовится. Так и не осилил инструкцию. Даже от нажимания кнопок пробуждается волчий голод. Конечно, я давно не ел, но за считанные минуты голод усиливается вдвое. Можно вывалить месиво на тарелку и сделать вид, что это нормальная еда. Хотя зачем? Еще мыть потом тарелку. Рано или поздно. Все равно какая еда, лишь бы утолить голод. Почему вечно столько соли? Или этот соленый привкус из-за смазочного масла на стволе? Двигать челюстями уже приятно. Им требуется упражнение. Правая рука и челюсти затекли. Руку вообще не чувствую. Сейчас восстановится кровообращение. Просидел, должно быть, не один час. Так можно отсидеть все на свете. Еда — полезная разминка. Еда возвращает к жизни. Чтобы покончить с собой, приходится поддерживать в себе жизнь. Как тот заключенный в тюрьме Синг-Синг. Когда? В тридцатые, кажется. Он попытался покончить с собой за несколько часов до казни на электрическом стуле. Его спешно отвезли в городскую больницу, собрали специалистов, спасли ему жизнь, потом так же спешно вернули в Синг-Синг, чтобы умертвить вовремя. До чего осмысленно! Как и все остальное в этом мире. Интересно, ему предъявили обвинение в покушении на самоубийство, прежде чем отправить на тот свет? Не припомню, гае про это вычитал. Наверное, в каком-то детективном журнальчике. Нельзя было просто позволить бедняге умереть. Нет, им обязательно надо было его убить, иначе не восторжествовала бы их справедливость или еще какое-нибудь их безумие. Правосудие. Вот о чем они надрываются — о правосудии. Лицемерные слизняки! Просто им нравится убивать. Знают, что это не приносит пользы, не останавливает убийц. Но зато доставляет им наслаждение. Им необходимо найти и наказать виновного, иначе жизнь лишается для них смысла. А ведь заключенный в тюрьме никому не может причинить вреда. Во всяком случае, никому из тех. кто на свободе. Оставьте его в покое, дайте умереть. Часы пробьют двенадцать раз, и он испустит дух… Забудь. Чего зря беситься. Одно дело — подохнуть и совсем другое — свихнуться. Может статься, мне даже не придется спускать курок: замороженная жратва прикончит вернее пули. Неудивительно, что американцы такие болезненные: это же помои, а не еда. А «Макдональдсы»? Господи, что у них со вкусовыми рецепторами? Или они их лишены? Когда растешь на картофельных чипсах и шипучке, то к возрасту, когда можно самому переходить улицу, уже нечем ощущать вкус. От здоровой пищи от блюют. Им подавай отравленные помои. Это как свежий воздух, он их тоже убивает. Блестящая идея: новое могучее оружие. Истребление населения при помощи свежего воздуха и хорошей пищи. Это сработает. Что стало бы с мафиози, если бы их лишили бесконечных сигарет, жвачки и кофе «эспрессо»? Очень просто: они посыпались бы, как листья по осени. Хрипя и хватаясь за горло. Почему бы ФБР не принять это на вооружение? Новое оружие для борьбы с преступностью. Изощренная пытка: заставлять пить американский кофе и курить сверхлегкие лжесигареты с двойным фильтром. Так они живо признаются во всем, вплоть до убийства Кеннеди. Скорейший способ разобраться со всеми заговорами. Даже инквизиция до этого не додумалась.