Книга Ра - Тур Хейердал

– Они согласны, – торжественно сообщил Абдулла, – а я поеду переводчиком!

В эту минуту мы уже сидели в самолете, и я сквозь чихание капризничавшего мотора сам не разобрал своего ответа, но Абдулла понял меня так, как ему хотелось.

К самолету протянули провода от джипа Бабы, наконец мотор заработал, мы тронулись с места и взмыли в воздух над хижинами будума, над кадай и папирусными зарослями. За хвостом самолета желтела безбрежная пустыня, через которую мы сюда добрались, а внизу раскинулось озеро Чад с самыми удивительными в мире островами. Около Бола поверхность озера напоминала мозаику, сдвинутую неосторожной рукой. Зеленые островки были разделены сложным лабиринтом синих проливов. На некоторых клочках потрескавшегося пейзажа были изображены крохотные круглые хижины и пасущиеся игрушечные коровы, а в голубых просветах горчичными зернышками желтели кадай. Дальше до самого устья Шари протянулась сплошная синева. На весь путь через озеро и до Форт-Лами ушел какой-нибудь час. А затем началось томительное ожидание джипов. Прошел день, другой, третий. С Болом наладили микрофонную связь, и шериф подтвердил, что обе машины давно выехали.

Договорившись с владельцем автобазы, мы отправили из Форт-Лами навстречу третий джип. Водитель, проехав полдороги до Бола, вернулся и доложил, что видел только нашу колею. Послали на рекогносцировку маленький самолет. Он три часа кружил над нашим маршрутом, но нигде не было видно застрявших в песке машин. Ученые, работавшие на озере Чад, проверили всю дорогу до Бола – ничего.

Мы обратились к властям. Они ничем не могли нам помочь. Рейсовый самолет, который садился в Форт-Лами только раз в неделю, ушел без нас. Кинооператоров ждало в Эфиопии другое задание, но они не могли лететь туда без своей драгоценной аппаратуры.

Наконец мы смекнули, что надо делать, и во главе с Мишелем пошли в штаб французских войск. Когда Чад стал независимой республикой, французы покинули правительственные учреждения, но при желании их не трудно было найти. И для командующего французским корпусом не представляло труда найти пропавшие джипы. Уже через несколько часов командующий сообщил нам, что обе машины найдены, стоят бок о бок под большим деревом в глухой деревушке. Как выяснилось, это наши собственные шоферы удрали с драгоценной добычей, рассчитывая сбыть ее арабам. Папирусная лодка, ради которой мы все затеяли, их меньше всего интересовала, они выбросили ее. Увы, в пустыне не нашлось покупателя на киноаппаратуру, им удалось продать лишь бензин из баков обеих машин. Патруль, поймавший беглецов, передал по радио, чтобы мы выслали машину и бензин, если хотим вернуть джипы в Форт-Лами.

Не знаю уж, чем все это кончилось для вероломного Бабы и его приятеля. Их не было в джипе, который через неделю подъехал с нашим снаряжением к трапу рейсового самолета. А вот нашего преданного переводчика Абдуллу местные власти вскоре арестовали и бросили в тюрьму. Но тогда, вылетая в Европу, мы никак не могли этого предвидеть.

И вот уходит назад удивительный тигель Центральной Африки, леса и пустыни, чернокожие африканцы и желтые просторы Сахары, через которые, не оставляя следа, скользнула тень нашего огромного самолета – тень двадцатого века.

До свидания, Африка.

Глава 5Среди черных монахов в истоках Нила.За папирусом в Эфиопию

Чтобы связать лодку, нужен материал. Мне нужен был необычный материал – папирус. Где он есть? На озере Чад. Но сердце Африки не связано с внешним миром никакими артериями, ни рекой, ни шоссе, ни железной дорогой. Самолет? На нем можно вывезти мастеров, но не вывезешь столько папируса, сколько надо для большой ладьи. Да и как его доставишь из Бола до аэродрома в Форт-Лами?

В Египте? Ну конечно же. На каменных стенах гробницы фараона нарисованы лодки из папируса. Камень и папирус. Камень в пустыне, папирус по берегам Нила. Природа даровала древнейшим жителям Нильского поречья камень и папирус. Да еще ил с Эфиопских гор, который откладывался на берегах реки. Ил кормил крестьянина, из папируса вязал себе лодку рыбак, камень нужен был фараону, беспокоившемуся о своей загробной жизни. На бумаге из папируса ученые-египтяне записывали события древнейшей истории человечества. На папирусе перевозили камень, на камне увековечивали папирусную лодку. Цветок папируса – обычный мотив в искусстве Древнего Египта. Он служил государственным знаком Верхнего Египта, и в одном из мифов птицечеловек Гор, сын солнечного бога Ра, связывает его вместе с цветком лотоса Нижнего Египта, объединяя весь Египет в одно царство.

Если вам нужен бальсовый плот, делайте, как делали инки: отправляйтесь в лесные дебри Эквадора и срубите стволы, полные природного сока. Если вам нужна папирусная лодка, делайте, как делали люди фараона: отправляйтесь на заболоченные берега Нила и нарежьте зеленого папируса. Когда фараону нужна была лодка, задача решалась просто. К его услугам были вооруженные многовековым опытом искуснейшие корабелы, которые знали все о папирусе и папирусных ладьях, он имел сколько угодно рабочих рук, и строительный материал рос в изобилии прямо у ворот его дворца. Заросли папируса тянулись по обоим берегам Нила на десятки километров от Средиземного моря на юг, в глубину страны. Но так было при фараонах.

– Теперь в Египте папирус больше не растет, – объяснил мне Жорж Сориал, египетский аквалангист, знающий Нил как свои пять пальцев. – Камня предостаточно, если тебе захочется построить пирамиду, но папируса не наберется даже на игрушечную лодку.

И он подвел катер поближе к берегу, чтобы я мог убедиться в его правоте.

Множество парусов скользило вверх и вниз по Нилу между пальмами, песчаными отмелями и возделанными полями, но ни один золотоволосый стебель папируса не склонял больше своей косматой головы над бурой нильской водой, чтобы покрасоваться перед зеркалом. Папирус перевелся в Египте еще в прошлом веке. Никто не знает, почему. Боги забрали обратно один из своих древних даров, буквально выдернули его с корнем. Камень есть – остались горы, остались пирамиды, но ила тоже поубавилось с появлением плотин. И вместе с папирусом с берегов Нила исчез последний египтянин, который владел искусством строить папирусные лодки.

Мы странствовали по живописному Нильскому поречью верхом на конях и верблюдах, на автомашинах, поездах и катерах. Приходили на рыбачьи шаланды и грузовые баржи, сидели под солнцем на серых досках и ели арабские лепешки с липнущим к палубе мягким сыром, надеясь получить какие-то сведения от речников, которые не знали, что такое обувь, и редко сходили на берег. Они родились на борту, и все: жена, дети, скот, скарб – находилось тут же. Сто раз чиненная деревянная лодка с каютой-шатром – родной дом нильского рыбака, его деревня, его мир. И мы немало узнали от них. О том, как люди ухитряются жить в трудиться там, где, казалось бы, и повернуться-то негде. Как стряпают на легковоспламеняющейся палубе над глиняным очагом. Как заготавливают провиант, который не боится никакого солнца. Но о папирусе они нам ничего не могли рассказать, тут скорее мы их могли поучить. Рыбаки в жизни не видели папирусного цветка, не видели даже маленького пучка этой травы, посаженного для туристов у фонтана перед входом в Каирский музей. Они не заходили внутрь гробниц. И отцы им не говорили, что некогда по Нилу ходили совсем другие лодки, а не те, на которых они сами выросли.