Книга Жду, надеюсь, люблю… - Ирина Лобановская

Светлана молчала, но сразу стала помогать Марине накрыть стол. С собой влюбленная парочка принесла бутылку вина и консервы — шпроты, грибы, маринованные огурцы. Павел неторопливо умело вскрывал банки и продолжал рассказывать:

— У меня знакомые, бывшие афганцы, решили обрадовать одного из своих. Издать — за деньги, конечно, — книжечку его стихов. Ну, тираж там сто — двести экземпляров. Взяли его тетрадку, написанную от руки. Всю жизнь он так, вроде хобби, писал стишата. Причем сами афганцы понимали и над уровнем его стихов откровенно, хотя и не зло, посмеивались. Нуда, эти стихи никогда не станут известными. Что с того? Просто хотелось сделать необычный подарок инвалиду. Сделать приятное в общем и целом. Книга вышла. А когда ее вручили ему — тут и выплыл казус, я вам скажу. Да еще какой! Они же готовили мужику сюрприз и потому не предупредили ни о чем. Просто знали: вот его тетрадка, его стихи, почерк его… А что выяснилось! Оказалось, треть стихов из тетрадки были не его, а стихами женщины, с которой он переписывался и которая тоже сочиняла стихи. «Заглянуло солнце утром к нам в оконце…»

Светлана фыркнула. Павел покосился на нее.

— И он ее стишата переписывал из писем в свою тетрадку. Перечитывал. Он-то знал, какие стихи его, какие ее, но никто не подозревал об этом… И что теперь? Книга вышла под его именем. А это самое авторское право? С чем его едят? Вот такая получилась нелепость из-за желания порадовать человека…

Марина улыбнулась:

— Тут я не специалист. Надо обратиться к Володе, моему мужу. Я ему все расскажу. Он в свое время работал с патентами и немало знает по поводу авторского права. Я с ним посоветуюсь.

— Спасибо, — радостно закивал круглой головой Павел.

— А вообще мне кажется, что беда невелика. У книги маленький тираж, в продажу она не пойдет. Вот только перед той женщиной неудобно…

— Конечно, — вновь закивал Павел. — Он даже показать ей боится. Хотя можно и не показывать… Все равно стыдно, хотя он ни в чем не виноват.

— Да ты что? Почему не виноват? — наконец вступила в разговор молчаливая Светлана. — Он зачем тетрадку эту свою парням показывал? А уж если показал, дал почитать, то отобрать надо было, не оставлять в чужих руках!

Павел опять кивнул:

— Верно. Но мужики теперь все дружно мучаются после своего сюрприза. Неловко вышло… В общем и целом.

Сели к столу. Павел разлил вино и поднял бокал, внимательно изучая его содержимое на свет. Вдруг отравлено…

— Тост будет такой… Самый главный! Чтобы нашелся ваш сын, Марина Евгеньевна! Как можно скорее. А я как скажу, так и будет!

Светлана сдержанно, но убежденно кивнула. Прямо два китайских болванчика! Марина злобно стиснула в пальцах бокал. Ну до чего же болтлив ее младший сын! Все растрепал соседу! И кто его просил, этого Петьку, носиться по чужим участкам и молоть языком!

— Вы не сердитесь на Петра, — догадался чуткий Павел. — Он просто открытая душа.

Слишком открытая, подумала Марина. Чересчур. Мог бы жить и позакрытее.

— У меня один знакомый служил в Чечне военкором, я вам скажу, — вновь заговорил Павел. — Снимал там и бои, и места зачисток, и досмотр тел убитых боевиков… Вернулся в Москву и отдал пленку в проявку-печать. Когда пришел за фотографиями, приемщица вежливо так попросила его пройти в глубь мастерской: «Тут с вами хотят поговорить…» А там сидел серьезного вида мужик в строгом костюме и при галстуке. Рядом лежал конверт с отпечатанными фотографиями. Незнакомец, конечно, вежливый, но суровый. Спросил у парня, каким образом снимались эти фотографии, как он оказался там и кто поручил ему аппаратом щелкать. Парень все объяснил, рассказал, где работает, что ездил в Чечню по специальному поручению, показал свои документы, удостоверение работника прессы… Мужик все тщательно проверил и только тогда передал ему конверт. И сказал: «Все понял. Извините, но вынужден был проверить. Сами, думаю, понимаете — у вас не обычные фотокарточки. Вы свободны, до свиданья. Успехов в вашей тяжелой работе!» Но уже в другой раз мой знакомец решил печатать фотографии самостоятельно. Оборудовал дома фотолабораторию, а в государственные не отдавал. Просто неохота снова морочиться фээсбэшными проверками, раз уже на одну наткнулся. Это война! Тут осторожность должна быть выше крыши. Многие не соображают…

— А я тоже вам расскажу… — вдруг оживилась Светлана. — Про свою знакомую… Машей ее зовут. У нее сын, единственный, Антон. Ушел в армию в январе девяносто четвертого. Тогда призыв шел круглый год, без перерывов, помните?

Марина не помнила, но на всякий случай кивнула.

— Парень у Маши вырос не такой, как другие. А то нынче модно стало косить от армии. Этот собирался честно служить. Но вот Маша не хотела его отпускать, боялась, словно что-то предчувствовала… Я в эти вещи раньше не верила, думала, ерунда, чушь всякая… А вот теперь, под Машиным влиянием… — Светлана помолчала, пожевала хлеб. — Вначале, как обычно, Антон окончил учебку. И попал в нашу знаменитую Берлинскую дивизию под Курском. Знаете? Марина не знала, но вновь кивнула.

— В октябре приехал в отпуск и почему-то уезжал из дома с трудом. Не лежала у него душа к отъезду. Тоже чувствовала нехорошее. Первого ноября опять отбыл в армию. А в декабре Маша собралась ехать к нему на день рождения. Это был первый его день рождения вне дома. Но накануне отъезда ей позвонили из части, где служил Антон, и попросили не приезжать. Якобы он уехал на учения. А Мария сама работала в войсках и хорошо знала, что никак не может военный округ проводить сейчас учения, на них нет денег, а военнослужащие сидят без зарплаты. И началась война с Чечней. А значит… Догадалась. Но доказательств ведь нет! И посыпались от нее запросы через военкомат, письма командиру полка. И никакого ответа. Отказался дать сведения даже знакомый, работавший в Генштабе и посоветовавший ехать в Курск.

Марина зябко закуталась в шаль. Было жутко, но она заставляла себя слушать.

— Приехала Маша туда утром в воскресенье. Назвала себя, а офицеры глаза прячут… Командир полка объяснил: «Ваш сын в Чечне. Он хороший механик. А что стрелять не больно умеет — не беда». Но это еще впрямь была не настоящая беда. Мария вернулась в Москву из Курска, а зареванная сестра кричит: «Антон в плену!» Позвонила незнакомая женщина. Она забирала сына из плена. И Антон дал ей номер своего телефона и попросил позвонить домой. И провоевал-то всего ничего… Шел январь девяносто пятого.

Марина сжалась, стиснула пальцы, уставилась в пол… Зачем эта странная Светлана рассказывает ей такое?…

— А Маша… Я до сих пор ей удивляюсь… Другие бы мамашки на ее месте зарыдали, забились в истерике, потом начали принимать сильные успокаивающие и ждать вестей неизвестно от кого и откуда… Так ведь, да? А она с помощью Комитета солдатских матерей поехала в Чечню на поиски сына. Билеты купили через Думу. Тогда в Чечню отправлялось много мамашек. Только в составе одной группы, куда попала Маша, их оказалось больше ста. И каждая из них надеялась найти своего парня и привезти его домой. Маша потом рассказывала, что у них оставалась последняя надежда. Но она таяла с каждым днем. Тогда только что разбомбили дворец Дудаева. До этого все пленные находились в подвалах, а где теперь — неизвестно. Как искать? Информации о пленных — никакой, а армия, объяснили матерям, пленными воинами не занимается. Ими ведает ФСК, ныне — ФСБ. Значит, они словно государственные преступники. И матери попавших в плен или пропавших без вести солдат были предоставлены сами себе. Ездили, искали, как могли. Собирали данные и слухи, как умели…