Книга Жду, надеюсь, люблю… - Ирина Лобановская

Но в Маринином доме никто о деньгах нынче вообще не тревожится. Здесь никого не интересует, на что они завтра будут жить. Ведь жили как-то до сих пор, значит, проживут и дальше. До чего безмятежная, легкомысленная, беззаботная семья!.. Но Марине нет до нее никакого дела, хотя это ее любимая, нужная, необходимая семья…

— Марина, неужели тебя не волнуют дети?…

Муж Володя…

Дети волнуют. Даже очень. Именно поэтому она здесь, на даче, совсем одна уже больше месяца.

Слава, Славочка… Он скоро приедет и, если не найдет мать, расстроится и огорчится. Он хочет застать ее здесь. Одну. И побыть с ней какое-то время, рассказать о прошедших годах, о своей жизни далеко от московского пригорода. Ему нужна мать — и никто другой. Даже такие большие, совсем взрослые мальчики нуждаются в матери не меньше, чем нуждались в трехлетнем возрасте. А может быть, даже сильнее… Он ищет ее, и он должен найти ее здесь. Марина не понимала, что в этом непонятного и странного. Что может быть необычного в том, что мать ждет сына, а сын тоскует без матери? Это же естественно и нормально, так, и только так должно быть… Только так — и не иначе.

И ведь это закономерно, Володя, что Слава пропал. Он просто ушел из дома, в котором не мог жить. Он сам выбрал себе такую страшную дорогу. Которую на самом деле ему обеспечили старшие — мать, отец и отчим. Они его на нее толкнули. Так как же он может вернуться в ненавистный ему дом?! Слава приедет на дачу.

Ты понимаешь, Володя?!

Марина сидела возле окна, кутаясь в шаль, и вела бесконечный мысленный разговор с мужем. Ведь ты мог в гневе ударить маленького Ивана, заорать на него и на Славу, грубо вытолкать их из комнаты или из кухни, если мешали… А они мешали тебе всегда, постоянно, непрерывно! Хотя ты должен был думать, когда брал жену с двоими детьми. Но ты не думал. Ты любил. Был жутко влюблен.

Иван быстро сориентировался и навсегда ушел в себя. Он живет своей собственной тенью, темной, неясной жизнью, никого в нее не пуская. И правильно делает. Слава просто ушел из дома. Хотя вроде бы его увезли насильно… Это просто кажется. Все предопределили старшие. Он обещал вернуться к обеду. Сказал:

— Мама, я буду к двум. Или чуть пораньше.

Когда дома нет, из него обязательно уходят. Так или иначе. Любым доступным и недоступным путем. Даже самым диким, странным и противоестественным. Это мы с тобой, Володя, выгнали из дома Славу! И теперь я его жду. Вдали от Москвы, потому что в город он возвращаться не захочет. Тем более что за эти годы почти ничего не изменилось. Только выросли Иван и Петька да постарели мать и отчим. А еще умер Роман… Абсолютно неожиданно. В последнее время с ним стало твориться что-то непонятное. Лидуся даже звонила и жаловалась, что он ведет себя неадекватно.

— Неадекватно — это как? — поинтересовалась Марина.

— Да вот, исчезает куда-то надолго… Закрывается в комнате. Друзей сторонится. Читает много. Со мной почти не общается…

— А-а! — засмеялась Марина. — Это мы уже проходили! Все по уму! Романчик, значит, у Романа!

— Нет, здесь совсем другое, — не согласилась с ней Лидуся.

Все женщины на свете сначала стараются выдать примитивную измену мужа за тайну. Но отгадка чересчур проста…

Родной отец заботился о сыновьях так же мало, как отчим. И Марина все чаще и чаще ловила себя на тягостной мысли, что, поменяв когда-то свою жизнь, она совершенно ничего в ней не изменила.

От стенки к стенке, от стенки к стенке…

В окно смотрел белый, словно нарисованный, ненатуральный месяц. Здесь все сейчас аномально — и сама ясная, тихая, задремавшая на перепутье осень, и Марина, внезапно переосмыслившая свою жизнь, и это странное ожидание… Напоминающее ожидание ребенка, который родится в строго назначенное, определенное время. Сейчас график неточен, приблизителен, туманен… Время сместилось, потекло не в том направлении. Число и час никому не известны. Но ребенок обязательно придет, явится, постучится в дверь… Не важно когда. Главное — так будет. И его надо ждать. На даче. Столько, сколько понадобится.

Ни у Славы, ни у Ивана не было ни одной девушки. Странно… Хотя…

У старшего сына появилась какая-то женщина в институте. Марина думала — что-то серьезное. И быстро выяснила, что неведомая ей Тася пробует Славой руководить.

— Женщине нельзя давать повод вести себя за собой, — сказала она сыну. И вздохнула, вспомнив свой первый брак…

— А что я должен делать? Бить ее? Ругать матом? — хмыкнул Слава.

Они быстро расстались, и Марина на время успокоилась. Но других увлечений у сына так и не наметилось… Или она далеко не все знала?…

Старший занимался изучением языков, средний — техникой, сборкой компьютеров. Библиотека, институт, работа, дом… А Петьке уже сейчас постоянно трезвонят подружки. Целый день трубка нежно и тоненько лепечет:

— Можно Петю?…

Он, гримасничая, молча отчаянно машет рукой матери — нет его, нет, только что ушел гулять!

Петька похож на отца. Или так только кажется? Ведь его старший единокровный брат тоже до сих пор не женат. Почему они все никак не женятся? Были бы внуки… Наверное, рассчитывать в этом вопросе стоит на одного Петьку. Очень хочется стать бабушкой. Руки тоскуют по ребенку…

Будь они прокляты, эти восточные языки и страны, ведущие нескончаемые войны! Будь прокляты горы, где скрываются люди и где можно прятать человека годами! Но осень тоже никак не кончается. Она в этом году долгая, чересчур длинная, беспредельная. И вместе с ней не исчезает уверенность, что именно этой необычной, неестественной, бесконечной осенью Слава вернется. Приедет на дачу и откроет дверь:

— Мама, ты меня еще ждешь?…

Я жду, жду тебя, Славочка!.. Ты не захочешь обмануть моих ожиданий. Ты не сможешь. Трава до сих пор еще зеленая. И солнце вечером спускается за горизонт нехотя и лениво, совсем по-летнему. А зимы здесь никто и не ждет. Она никогда не наступит, вопреки всем календарям и обычаям. Я жду тебя, Славочка!.. И даже не запираюсь на ночь. Потому что у тебя, наверное, отобрали все ключи. Или ты их потерял.

Слава, Славочка…

Через два дня Павел явился с высокой, эффектной, широколицей девушкой. Кофточка в пестринках едва доходила до ярко-синих джинсов, жестко обнимающих как саму хозяйку, так и ее модные узконосые сапоги, в которых и ходить опасно. Держалась девушка чересчур скованно.

Это и есть снайпер? — подумала изумленная Марина. Ну надо же… Как часто нелегко бывает определить профессию человека… Порой просто невозможно.

— А знаете, Марина Евгеньевна, что было для меня на войне самым ужасным и тяжелым? — спросил Павел, неуклюже усаживаясь за стол. Допрашивающе улыбнулся. — Это, я вам скажу, когда приходилось не спать по нескольку суток подряд. Вы удивлены таким ответом? Но поверьте: это куда хуже и мучительнее любых самых тяжелых боев! Всю правду говорю.