Книга Исповедь одинокого мужчины - Вячеслав Ландышев

С того момента моя жизнь кардинально поменялась. Теперь меня из солдат никто не доставал, потому что уже не было самого предмета ссоры между мной и «дедом» или «черпаком». Чуть позднее я постепенно перестал участвовать в строевой подготовке и даже не стал выходить на плац, а сразу после утреннего построения в казарме и завтрака шел в штаб батальона и что-нибудь там делал. А самое важное было в том, что у меня появилась комната, в которой вечером никого не было, в которой был свой ящик-сейф на замке. Я наконец-то обрел место, где мог вечерами и ночами заниматься своими личными делами.

К тому же все руководство батальона, в том числе комбат, замполит и начальник штаба, были нормальными, адекватными мужиками, строгими, но справедливыми и в душе добрыми, заботливыми командирами. Поэтому через некоторое время я душевно успокоился, набрал в весе до 85 килограммов (после 63 в первые дни службы) и на фотографиях был уже не желторотым замученным юнцом, а уверенным в себе настоящим мужчиной. Мама была очень рада моим фотографиям и таким переменам во внешности сына. Через полгода работы при штабе командир батальона за усердную службу походатайствовал за меня перед руководством полка, и вскоре я получил звание сержанта. Заслужив власть и уважение в роте, я не пытался это использовать против молодых солдат. Мне их многих было жалко, и обращался я всегда к ним по-человечески. Были, конечно, моменты, где необходимо было и накричать, и пнуть под зад кому-нибудь из-за их тупости и неповоротливости, но унижать чье-то достоинство при этом мне претило.

* * *

Однажды начальник штаба батальона предложил мне вступить в Коммунистическую партию СССР. Я всегда был активистом по жизни. С гордостью когда-то носил галстук пионера, первым в классе вступил в комсомол и считал членство в этих организациях очень важным и почетным. К тому же отец у меня был коммунистом со стажем, даже возглавлял партийную ячейку в институте и окончил Высшую партийную школу. Конечно же, и я в средней школе и на первом курсе вуза мечтал стать коммунистом, встать, как тогда считал, в ряды самых достойных людей Отечества.

Однако я отказался от предложения начальника штаба батальона стать кандидатом в члены КПСС. Причиной тому стало, во-первых, понимание, что на центральных телевизионных программах и в книгах армейской библиотеки может быть обман и приукрашивание, а в реальной действительности среди коммунистов очень часто есть место низкому и неблагородному. А во-вторых, я познакомился и даже сдружился в армии с двумя киргизами – двоюродными братьями из Фрунзе (тогда столица Киргизской ССР), общение с братьями окончательно привело меня к решению не вступать в КПСС. Можно даже сказать, что эти ребята были мне земляками, так как Алма-Ата находилась от Фрунзе в 250 километрах и братья часто бывали в Алма-Ате, а я – во Фрунзе или на киргизском великолепном горном озере Иссык-Куль. У меня с этими парнями были общие темы для разговоров, и постепенно мы сблизились и стали почти друзьями. Братья были начитанны, учились в престижных вузах киргизской столицы и имели красивые черты лица. К тому же они были хорошими рассказчиками, и мне с ними было интересно проводить время. Необходимо также сказать, что оба киргиза были сыновьями больших коммунистических начальников, то ли секретарей райкомов, то ли горкомов в своей республике. Ну и, наконец, необходимо отметить, что оба брата были коммунистами. Когда они узнали, что мне предложили стать кандидатом в члены КПСС, то сразу стали уговаривать меня соглашаться и приводить свои доводы в пользу этого решения. Как я был наивен. Думал, что коммунисты – это самые честные, правильные, стойкие, сильные духом и нравственно безупречные люди. Они – опора страны и всего будущего. Мои убеждения были в рамках идеологии того времени, которая выливалась на простого смертного из всех возможных средств массовой информации, подотчетных государству. И я ранее не соглашался стать членом КПСС только по причине того, что считал себя еще недостойным такой чести. А братья киргизы, сыновья коммунистических боссов, наперебой как-то вечером мне доказывали свое видение плюсов коммуниста.

– Слава, да ты чего медлишь? Соглашайся, конечно. У нас везде карьеру можно сделать, только если ты коммунист. Любая высокая должность на гражданке и в армии – это только для коммунистов. Беспартийных даже на конкурсе не рассматривают. К тому же всегда будет хороший повод на партсобраниях, в кулуарах познакомиться с нужными людьми, чтобы потом решать свои личные дела по одному звонку. Будут у тебя всегда и продукты дома, и хорошие импортные шмотки, и в очереди на квартиру тебя протолкнут, и машину удастся быстро получить, – говорил один из братьев.

– А самое главное, если обычный человек что-нибудь сворует, то на него сразу уголовное дело заводят и в тюрьму сажают, – вторил ему другой, – а если член партии сворует, то максимум, что ему грозит, – это лишение партбилета. А чаще всего просто проводят собрание, критикуют и берут провинившегося на поруки.

– Да, Слава, мой братан прав. Вон до армии друга моего отца, председателя райкома, поймали на взятке, так ничего, все тихо и мирно прошло. Раздувать не стали, потому что коммунисты не могут воровать по определению никогда. Друга отца просто перевели из одного района в другой, и все. А не был бы коммунистом, засадили бы лет на 10 с конфискацией имущества.

Такой разговор состоялся ночью в штабе батальона, где мы закрылись в комнате и пили какую-то брагу, которые некоторые удальцы настаивали в огнетушителях, прямо в казарме, в двух шагах от офицеров. Брага получилась крепкая, разговор шел по душам, кто что думал, тот то и говорил. Точна русская народная пословица: «Что у трезвого в голове, то у пьяного на языке». Я по натуре своей всегда был интровертом и все свои переживания хранил в себе, никому душу не раскрывал даже в пьянках. К тому же я не любил споров и терпеть не мог кому-то что-то доказывать. Поэтому почти всегда я больше слушал, чем говорил. Слабый свет от настольной лампы и опьянение не дали киргизам разглядеть глубокое разочарование и презрение на моем лице, когда они рассказывали выгоды вступления в Коммунистическую партию Советского Союза. Априори я предполагал, что элита общества – это коммунисты, и мои убеждения от этого разговора летели в тартарары. А ведь парни правы, думал я, без партбилета высоких должностей в карьере не достичь. Но природное чувство справедливости и гордости убедило меня в том, что мне не место среди коммунистов и я должен отказаться от вступления в ряды этой прогнившей партии.

«Раз там так много прохвостов, воров и подонков, то я не хочу быть среди них, – думал я. – Комсомолом мои социальные функции и закончатся».

Еще какое-то время я с киргизами общался. Но после того как одному из них я отдал железный ящик – сейф, чтобы тот мог свои вещи хранить в каптерке у знакомого, я перестал им доверять, потому что из сейфа пропали мои деньги. Дело в том, что в этом железном ящике при передаче хранились все мои сбережения: переводы из дома и зарплата солдата (7 или 10 рублей ежемесячно). Всего скопилось там рублей 150. Деньги для солдата не маленькие, в то время это была среднемесячная зарплата инженера или бухгалтера в Советском Союзе. Я думал, что сейф пустой, и передал киргизу его на замке, отдал и ключ от замка, а на следующий день вспомнил, что оставил в этом железном ящике свои деньги. Не переживал нисколько, потому что знал, что земляк мне деньги вернет. Но вечером, после того как братья пришли в казарму, они мне сказали, что денег в ящике не было. Предложили мне пойти вместе посмотреть ящик. Мы в каптерке вынули все содержимое ящика, но денег не было. Я вспомнил разговоры про коммунистов, размышления братьев и сделал вывод, что они способны обворовать даже друзей. На этом наши отношения закончились. Я не подходил к землякам, и они тоже не подходили ко мне. Это косвенно доказывало, что они все-таки взяли мои деньги и сделали выбор, променяв отношения со мной на 100 рублей. Наверное, поговорка «Не имей 100 рублей, а имей 100 друзей» у некоторых людей звучит наоборот.