Книга Нет кармана у Бога - Григорий Ряжский

Забирать ребёнка из числа пострадавших поехали вместе с Никой. Нельсон пришлось оставить на Джаза, хотя оба они такие ситуации переносили скверно и старались по возможности их избегать. Адмиралиха начала заметно нервничать ещё до того, как мы вообще узнали о катастрофе в Калмыкии. Звериное чутьё не подвело. Джаз, обнаружив кошкино беспокойство, тоже догадался, что предстоит нечто необычное. Видали? Вот так они, два дитя природы, сканировали друг друга все четыре года совместного проживания под общей крышей Бург. В общем, одиннадцатилетнего Джаза тогда оставили одного, почти уже взрослого, самостоятельного не по годам. Уже не боялись за него, Никуська постаралась, выпестовала не зря. Ориентировался по жизни легко.

А мы с дочкой оперативно вызнали где-чего-как, купили билеты до Элисты и рванули. А оттуда по местным меркам уже рукой подать.

Трёхлетнюю Гелочку забрали непосредственно из больницы, когда убедились, что дела её пошли на надёжную поправку. Так её звали, эту нашу новую девочку, таким калмыцким именем — Гела.

Не буду утомлять вас подробностями о том, как заявились в нужное учреждение, как возмущённо стали требовать удочерения и писать заявления в инстанции, как получили быстрый презрительный отказ, как позже восстановили баланс отношений, перейдя к обсуждению размера возможной благодарности, и как удалось максимально ускорить процесс уже не только при помощи взноса в фонд местного благосостояния, а использовав всенародное признание вышедшего к тому времени в свет замечательного романа писателя Дмитрия Бурга «Стельки из Песца». Именно по этой решающей причине больше не пришлось мотаться в Калмыкию для утрясок и увязок. Сразу всё стало на свои места.

— Такая честь для нашего детдома, — сказала на прощание директриса. — Знаменитостей у нас ещё не бывало тут отродясь. Подарите книжку свою про кино по телевизору?

Пришлось с книгой расстаться. Плюс к тому намекнули, хорошо бы провести творческую встречу для работников районной инспекции по делам несовершеннолетних.

Что ж, провёл. Народу набилось так, что сидели на полу и на ступеньках. В спецпогонах и без погон. Не могу сказать, что просто тупо отрабатывал ребёнка. Скорее, встреча увлекла меня вполне искренне. Должен заметить, что вообще предпочитаю иметь на подобных мероприятиях полное отсутствие интеллектуалов. И даже просто интеллигентного потребителя, который читает не только прозу Бурга. Во избежание осложнений и неумных вопросов. Типа такого, например: «Скажите, уважаемый Дмитрий Леонидович, а какое место сами вы отводите себе, если говорить о серьёзной современной российской прозе? Отчего, к примеру, ваши книги никогда не номинировались на получение каких-либо литературных премий? Это потому, что настолько велика конкуренция или, может, просто ваши сочинения не в полной мере отвечают требованиям, предъявляемым к произведениям литературы вообще?»

Спросят, сядут и смотрят потом, довольно продолжительно, с язвой во взгляде. Однако не учитывают, что настройка на непомерный слух, острую бдительность и боковое зрение произведена в моём организме не так, как у других, у неписателей. Поэтому, ясное дело, изворачиваешься довольно грамотно, по накатанной привычке, старательно держа на губах всепрощенческую улыбку доброжелательства и человеколюбия, чтобы не заподозрили в несдержанности и человеконенавистническом характере. Провокация чистейшей воды, конечно же, но не каждому идиоту в зале объяснишь, что тут и почём. Сам-то с собой легко потом разберёшься; одно слово — зависть всепоглощающая, отнимающая у людей разум и всё остальное человеческое. А с ним как быть, с читателем нормальным? С покупателем моим? Нелегко потом бывает достучаться. А приходится.

Ну, поначалу, как правило, объясняю, что бывают книги для людей, для таких как вы, дорогие друзья, для тех, кто пришёл поговорить со мной о насущном, о вещах простых и понятных, о сердечных, волнующих всякого искренне чувствующего человека. Об истине. А самый верный признак истины — это простота и ясность. Ложь всегда бывает сложна, вычурна и многословна. Это не я, это Лев Николаевич Толстой сказал. Надеюсь, его авторитета достаточно? Он же сказал, что в мире, в котором мы с вами живём, непрестанно идёт борьба добра со злом — извините за банальное напоминание таких известных истин. Сюда же от себя — простите уж такую мою вольность — добавлю, что зло никогда не одержит верх: зло эгоцентрично, многолико, причём облики его разнообразны, но одинаково гадки в сути своей. И потому не смогут соединиться в единое зло, общее, разрушительное, абсолютное — и не станут причиной распада добра. И пусть те, кто порождает любое зло, не рассчитывают, что найдут в нашем лице единомышленников… — это я к залу, к залу, пытаясь свести единым охватом зрительские ряды с первого по последний, чтобы сконцентрировать творческую температуру и заодно понадёжней цепануть аудиторию личным гипнозом. Далее, не сбавляя темпа, иду вширь и вглубь. Сообщаю, что очень надеюсь, что мои книги не способствуют увеличению количества зла в мире. Скорее наоборот. В этом и есть смысл моей единственной и конкретной жизни…

В то время пока зал приветливо колышется в старательном рукоплескании, я думаю, что на последней фразе мог бы, пожалуй, и сэкономить, не все в этом зале заслуживают такого моего откровения. Хотя, может, я и не прав, пусть знают, что к чему, пускай им это будет от меня аванс. На вырост, так сказать.

А ещё, как я успеваю одновременно прикинуть, — лёгкое одурачивание во имя справедливости, а заодно и для наведения порядка в зале не так уж непростительно. Да и какой уж тут обман особенный, если разобраться? Смысл жизни, по моему глубокому убеждению, состоит исключительно в максимальном извлечении из этой жизни радости. Или же просто удовольствия, как посмотреть. Постоянно, ежедневно и ежечасно. Ну, в крайнем случае, удовлетворения. Что на самом деле очень близко к посланному в зал утверждению, ну согласитесь.

Затем я откровенно скашиваю глаз в направлении вопрошающей стороны, чтобы начать методичное истребление. И продолжаю, не останавливаясь… Для тех, кто любит увлекательное чтение, захватывающий сюжет, кому небезразличны судьбы героев, попадающих в такие разные и сложные житейские ситуации, из которых сердце должно подсказать единственный выход. И выбор должен быть непременно нравственным, человеческим, таким, какой сделал бы каждый из нас. И не потому, что нравственность сама по себе, как полагают некоторые, крепнет, когда дряхлеет плоть. А просто потому, что все мы с вами, если не будем людьми глубоко нравственными, не сможем адекватно переживать за героев моих произведений. Согласны? Надеюсь, на эту часть я ответил, да?

И смотрю в зал, снова ожидая одобрительных возгласов и взглядов. Получив то и другое, перехожу ко второй, подлой части. А есть книги, продолжаю я после паузы, чуть разбавив интонацию зловещим привкусом, которые пишутся ради самих книг. Ради удовлетворения авторских, с позволения сказать, амбиций и не имеют прямого отношения к самому читателю. Должен заметить, что порой, и довольно нередко, как раз подобные вирши отдельных маргинальных сочинителей и выдвигаются заинтересованными организациями на получение упомянутых литературных премий. И есть несколько причин такого их к этому интереса. В частности, сами они по себе неуспешны и даже, я бы сказал, провальны, и это вовсе не секрет. Но именно такими способами кое-кто пытается решить задачу по доведению бездарных текстов до народа. До читателя. До нас с вами, дорогие мои. Ещё их нередко именуют так называемыми «издательскими проектами». Про-ек-та-ми! Как вам словечко само? Чуете? Бездушно запроектировать, ловко сконструировать, обсчитать на калькуляторе и вбросить лукавый продукт в толпу. А? И это уже само по себе являет собой путь весьма и весьма сомнительный. Это колея обмана и заблуждения. Дорога в никуда. Однако они наловчились весьма эффективно использовать разнообразные дополнительные приёмы. К примеру, критика. Купленная, разумеется, на корню. Теми же бесталанными организаторами книжного дела. А как иначе? Все хотят ваших денег, друзья, все хотят продаваться и зарабатывать. Включая умников, замкнутых на самих себя и только. И их пособников. Конкретно вы им неинтересны. И тогда возникает вопрос, который каждый из нас должен задать самому себе: за сколько ты готов продаться, человек? Или быть проданным — за какие пистоли? Лично я для себя ответ такой нашёл давным-давно и поэтому перелицовываться не собираюсь. Не продаюсь, друзья мои, и сам не покупаю. Живу, прислушиваясь к совести, которая всего одна и неделима — вразвес, как говорится, не отпускается.