Книга Убей или умри! - Михаил Парфенов

— Вот они герои, — замечаю я, глядя, как быстро он удаляется.

Земмер не отвечает, он занят спадающими брюками.

— Что ж ты размер не посмотрел заранее? — отвлекаю его я от попытки остаться в штанах.

— Да я специально попросил чуть побольше, — уныло ворчит он. — Чтобы посвободнее было, нога же вся в бинтах.

— Ладно, — пытаюсь сдержать смех, но выходит плохо. — Держи их руками на пузе, а как доберемся, возьмешь иголку с ниткой и ушьешь.

Минут через тридцать мы уже подходим к нашим позициям.

— Ба! Да это сам Курт Брюннер и малыш Земмер! — радостно встречают нас пехотинцы. — Живые! А мы думали, что нет вас уже на этом свете. Где же вас носило?

— Осматривали достопримечательности в русском тылу, — отмахиваюсь я, хотя искренне рад вернуться в полк и увидеть старых вояк живыми и здоровыми.

— Где капитан? — спрашиваю одного солдата. Весь измазанный в грязи он сидит на дне окопа и, сняв сапоги, невозмутимо копается в пальцах чумазых ног.

— Брюннер! — удивленно улыбается он и протягивает мне руку. — А говорили, что шлепнули тебя красные.

— Это не так просто, — от рукопожатия я воздерживаюсь.

— Капитан в блиндаже должен быть, — нисколько не обидевшись, солдат указывает направление. — Или пошел к церкви, где минометчики сидят.

— Спасибо, — благодарю его я и слышу уже в спину:

— Здорово, что ты с нами, Брюннер.

Меня немного смущает неподдельная радость, так открыто выражаемая товарищами-фронтовиками по поводу моего возвращения. Подталкивая Земмера, иду к блиндажу. Перешагивая через тела отдыхающих солдат, мы, наконец, добираемся до него и заглядываем внутрь. Пусто. Из темноты несет гарью и нечистотами. Видимо, Бауер обходит позиции.

— Подождем его тут, надо доложить о прибытии, — говорю Земмеру.

Шляться по траншеям не хочется. Русские периодически постреливают и нарваться на пулю или осколок здесь проще, чем справить нужду. Смотрю на церквушку, которая высится на холме рядом с нашими окопами чуть позади линии обороны. Полуразрушенная, она торчит как обломанный зуб. Купол свален, окна выбиты, на стенах видно несколько прямых попаданий из орудий, а у подножия груда разбитого кирпича. Но она стоически держится, словно надеется, что люди одумаются и наконец-то повернутся к богу лицом. Много таких церквушек я повидал на Восточном фронте. Большевики небрежно относятся к религии. Коммунисты презирают верующих людей и превращают эти произведения искусства в ремонтные мастерские, склады либо разрушают их, предварительно обчистив. Наши солдаты тоже приложили руку к разрушению и разграблению храмов. Многие хотели привезти домой детям сувениры из Советского Союза. А великолепные христианские иконы стоят на черном рынке недешево. Но простой народ здесь все еще почитает бога, я сам тому свидетель. Находились места, где церкви в обиду не давали.

— Сейчас бы поесть, — жалуется Земмер.

— На, возьми, — протягиваю ему банку консервов. Мне есть после тряски на мотоцикле не очень хочется. Оставшейся банкой деликатеса собираюсь порадовать Бауера.

День в самом разгаре. Очередной солнечный день. Русские пока не предпринимают активных действий, лишь устраивая небольшие артобстрелы для острастки. Их бомбардировщики пролетают высоко, нацелившись на другие участки фронта. Все не так уж и плохо.

Только сейчас, оказавшись в этих окопах, отчетливо понимаю, как за последние несколько дней рисковал жизнью. До этого момента такая мысль в голову не приходила. Самое удивительное, что, снова попав на передовую, где смерть ходит совсем рядом и ее дыхание физически чувствуешь затылком, я ощущаю покой. И уже немного стыжусь своего малодушия, когда, находясь в уютной избе у капитана Калле, не хотел возвращаться назад. Парадокс, но это так. Странно…

Бауера замечаю первым. Узрев меня, он резко останавливается, замирает и удивленно таращится.

— Ты?! — вырывается у него.

— Так точно, — я поднимаюсь. Окопы в этом месте выше человеческого роста, и я не опасаюсь шальной пули.

— Ты откуда взялся? — он подскакивает и крепко жмет руку.

— Вы не поверите, герр капитан, — улыбаюсь я, — прямо из русского тыла.

— В плену был? — брови Бауера озабоченно сходятся на переносице.

— Я нет, а вот ему… — тычу пальцем через плечо на Земмера, — посчастливилось.

— Здравствуйте, рядовой, — капитан только теперь замечает его и тоже протягивает ладонь для рукопожатия.

Земмер явно тушуется от оказанной чести.

— Пойдем ко мне в блиндаж, злодей, — подталкивает меня Бауер к двери, — расскажешь все подробно и без утайки. Договорились?

— Конечно, — киваю.

Отпускаем Земмера и заходим внутрь. В обители капитана, несмотря на пробивающийся в узкие окошки солнечный день, темно. Кругом валяются ящики из-под боеприпасов, какие-то мятые газеты, на земляном полу поблескивают осколки. Сразу вспоминаются обустроенные «апартаменты» Калле.

— Чем тут так воняет, герр капитан?

— Скоро выветрится, — зажигая коптилку, отвечает Бауер. — Трагическая история. Здесь рядовой застрелился. Мы когда отходили с рубежа и заняли эти позиции, обнаружили этого беднягу. Труп дня два уже пролежал, гнить начал. Пустил паренек себе пулю в висок и обосрался. А может, сначала обосрался, а потом прострелил себе висок. Впрочем, неважно.

— Откуда такая уверенность, что застрелился?

— Парень лежал с дыркой в голове, а в руке сжимал пистолет. На виске следы пороха. Не надо обладать чрезмерным умом, чтобы догадаться, как дело было. — Бауер снимает каску и кладет ее на стол. Он сильно сдал за последние три дня. Похудел, осунулся.

— Теперь это входит в норму, — продолжает он. — Раньше наши парни стреляли в себя, чтобы убраться отсюда домой или попасть в госпиталь, а теперь отправляются сразу в райские кущи на небеса.

Да, у многих сдают нервы. Измученные голодом, постоянными боями, не спавшие многими днями пехотинцы последнее время нередко кончают жизнь самоубийством. Не у каждого хватает сил и мужества находиться в постоянном страхе, ежеминутно борясь за жалкое существование.

— У меня для вас небольшой презент, — меняю я тему разговора, выставляя на грязный стол припасенную банку консервов.

— Вот за это спасибо! — Капитан вскрывает ее ножом, достает миску.

— Я не хочу, наелся вдоволь, — поясняю ему, зная, что он сейчас начнет делить содержимое пополам.

— Ладно, — Бауер пожимает плечами и улыбается. — Настаивать не буду. Рассказывай, как выбрался из этой передряги?

Внимательно слушая, капитан кивает головой, поглощая деликатес прямо из банки. Запах мяса восхитительный. Его не может заглушить даже затхлая вонь блиндажа. Удивительно, кем мы стали на этой чудовищной войне. Можем за обе щеки уплетать еду в крытой бревнами земляной яме, в которой еще вчера валялся червивый труп обосранного мальчишки с пулей в башке. И не просто можем, а получая от этого громадное удовольствие…