Книга Стеклянные цветы - Мэри Каммингс

Еще в машине Бруни предупредила его:

— Я на свидание еду, так что изволь держаться от меня подальше — у меня бойфренд о-очень ревнивый!

Он, по своему обыкновению, и ухом не повел, но, похоже, принял к сведению.

Пабло появился через четверть часа — сияющий, элегантный и настроенный весьма романтически.

— О Белиссима, я весь у твоих ног и жду справедливой кары! — возопил он, сделал вид, что действительно собирается упасть на колени, но стоило ей рассмеяться, как тут же попытался ее поцеловать. Бруни возражать не стала.

Целовались они долго и со вкусом — Пабло был в этом деле большой мастак — и прервались, только услышав многозначительное покашливание бармена.

Она сразу бросила взгляд в тот угол, где сидел белобрысый — видел? Но столик был пуст… Как это?!

— Белиссима, ты сегодня просто неотразима! Снежная королева… принцесса!

Бруни и сама знала, что свободные шелковые брюки с вышивкой и блузон без рукавов — все белое, с легким голубоватым отливом, как свежевыпавший снег — ей весьма к лицу. Но сейчас ее волновало не это, а загадочное исчезновение Филиппа…

— Белиссима, ты меня слышишь? Что случилось?

А, нет, вот же он — у стойки сбоку стоит!

— Ну что ты, милый, я все слышу. Как ты съездил, как семья?!

Кроме того, что Пабло не пил пива, он был еще и женат — по мнению Бруни, это тоже входило в число достоинств. Жена его обитала на другом континенте и, соответственно, никому не мешала — но исключала для Бруни вероятность получения внезапного предложения руки и сердца, от которого пришлось бы как-то отбрехиваться.

Задать Пабло вопрос о семье значило прослыть в его глазах почти ангелом — подумайте, она даже не ревнует! — и выслушать монолог о спортивных успехах его сына или еще о чем-нибудь в таком роде. Бруни это было сейчас на руку: пока бразилец говорил, она могла присмотреться, что там делает белобрысый.

Похоже, он обсуждал с барменом вино — на стойке стояли три бутылки, и они тыкали пальцами в этикетки, что-то доказывая друг другу. Смотри-ка, он, выходит, в вине разбирается…

В этот момент, словно прочитав ее мысли, Филипп повернул голову и взглянул ей в глаза, перевел взгляд на Пабло… скептическая усмешка, промелькнувшая на его губах, была почти незаметна для посторонних, но для Бруни вполне очевидна.

Интересно, чем это ему не нравится Пабло?! Красивый мужик, не чета всяким, которых можно за деньги на ярмарке показывать с табличкой «Неандерталец».

— А ты скучала обо мне, Белиссима?

Далась ему эта «Белиссима»! Раньше это прозвище[5]Бруни нравилось, но сегодня раздражало, как если бы в рот ей, не спросясь, пихали приторную конфету.

— Да, конечно! Я тебе, кстати, подарок купила! Насмешливый огонек в глазах Филиппа стал еще очевиднее.

— Да что с тобой, Белиссима? — нахмурился Пабло. — Куда ты все время смотришь? — оглянулся, но не найдя ничего, что, по его мнению, заслуживало внимания, недоумевающе взглянул на нее.

— Это я так… показалось, что знакомого увидела, — пояснила Бруни. — Пойдем потанцуем! — Не станет она думать больше ни о каком белобрысом: нет его, и точка!

Наплясались они вволю. Сказав, что скучала по Пабло, Бруни не соврала — лучшего партнера придумать было трудно: музыку он чувствовал не хуже нее и танцевать был готов хоть до утра. А то на дискотеке в последнее время, как на подбор, попадались какие-то хиляки: после третьего-четвертого танца выдыхались.

Потом они посидели у стойки и выпили по паре коктейлей; перешли за столик, заказали фирменный стейк. Пабло был в ударе — рассказывал анекдоты, шутил, представлял в лицах своего приятеля, объясняющегося с полицейским, прихватившим его за превышение скорости.

О белобрысом Бруни больше не думала и вспомнила лишь за кофе, когда Пабло достал из кармана портсигар и галантным жестом протянул ей.

— Хочешь, Белиссима? Вот эти бери, черные!

Как и сама Бруни, он считал, что, конечно, наркотики — это плохо, но при чем тут травка?! В портсигаре у него всегда имелось несколько «заряженных» сигарет — даже если бы его случайно прихватила полиция, едва ли кто-то рискнул бы обыскивать человека с дипломатическим паспортом.

Протянув руку, она бросила быстрый вороватый взгляд в угол. Филипп, уткнувшись в тарелку, ел стейк. Может, не заметит? А если заметит, так и что? Не полезет же он прилюдно отбирать у нее сигарету!

Все эти размышления не заняли и секунды. Подцепив ногтем, Бруни вытащила сигарету, Пабло поднес зажигалку, первая глубокая затяжка…

Белобрысый оказался рядом внезапно; не стал тратить слов — молча протянул руку. Она заколебалась, бросила взгляд на Пабло — тот сидел с недоуменной мордой.

— Не вынуждай меня прибегать к силе, — нахмурился Филипп.

Бруни сама не знала, что нашло на нее в этот момент. Глядя на него в упор, она демонстративно сделала еще одну затяжку — и неожиданно, резким движением, вогнала пылающий кончик сигареты, как в пепельницу, в самую середину протянутой к ней широченной, точно лопата, ладони.

Он не вскрикнул, не отдернул руку. Лишь в глазах промелькнуло что-то такое, от чего Бруни подумала: «Сейчас убьет!»

Рука сжалась, скрыв окурок, Филипп молча развернулся и направился в сторону туалета.

Оставить этот инцидент без объяснения было нельзя — пришлось рассказать Пабло всю правду. Ну, почти всю, не считая двух ночей, проведенных с белобрысым и некоторых оскорбительных пассажей из письма папочки.

Она рассказывала, и приутихшая было за день ярость вскипала в ней с новой силой. Мало всего остального — так еще эта нелепая сцена! Из-за одной-единственной несчастной сигаретки!

Пабло был в ужасе — как вообще можно такое терпеть?! — неприязненно косился на угловой столик и назвал воспитательные методы Майкла Э. Трента «средневековым самодурством». Но даже его искреннее сочувствие не могло исправить испорченного настроения Бруни.

Наконец, увидев, что ее никак не удается расшевелить, он предложил:

— Белиссима, может, поедем ко мне?! Там найдется кое-что получше сигарет, чтобы поднять тебе настроение!

Она не знала, что именно он имеет в виду: секс или кокаин — но и то, и другое было сейчас кстати: расслабиться, забыть обо всем и выбросить наконец из головы этого поганого белобрысого придурка с его хамскими манерами, усмешками и молчанием.

— Да, поехали, и побыстрее! — решительно выпрямилась Бруни.

В конце концов, это ее любовник, и они больше двух недель не виделись — и она действительно по нему соскучилась! Подставила губы для поцелуя — Пабло припал к ним со всем присущим ему латиноамериканским пылом.