Книга Адское пламя - Геннадий Прашкевич

Сел рядом с человеком, долго на него смотрел, ничего в нем не понял и полетел дальше.

Чему, впрочем, удивляться?

Ведь и в 70-х годах советская критика писала так:

«Утопия Е. Замятина пророчит, что человек превратится в ноль, а общество станет скопищем муравьев… Все до единого принципы, которые Замятин приписывает коммунизму – это доведение до предела логики империализма…»

(А. Рюриков, «Через 100 и 1000 лет»).

Если когда-то герой Александра Грина («Фанданго») мог заявить: «Я остаюсь честным, потому что люблю честность…», а странные герои Натальи Бромлей заболевали ужасным «недугом расщепления идей…», то в 40-50-х годах XX века советские фантасты старались не касаться таких вещей.

Фантастике официально предписывалось быть научной.

Другими словами, фантастику всеми возможными средствами превращали в жанр антихудожественный. Фантастике вверялось укреплять веру читателей в близкое и счастливое будущее, а это близкое и счастливое будущее, понятно, определялось успехами науки, ведомой лично генеральным секретарем, партией и правительством.

«Вот вы пришли, чтобы я уморил вас для пользы науки, – говорил герой рассказа Л. Теплова «Среда Рея» («Техника – молодежи», 1955), – стало быть, вы верите в науку».

Совершенно недвусмысленно утверждалось, что истинно прогрессивной наука может быть только в СССР. Не какая-то там кибернетика, придуманная идиотом, и не какая-то там генетика, придуманная монахом, а – марксизм, черт возьми, чистой воды ленинизм! Если выращивать деревья, то по метру в день (Георгий Гуревич, «Тополь стремительный»), искать корень кок-сагыза, так самый огромный (Александр Студитский, «Ущелье Батырлар-Джол»). Определилась даже некая новая литературная форма – прозроман ускоренного типа (С. Бобров, «Спецификация идитола»).

Книги становятся менее интересными, чем авторы.

Тот же Сергей Бобров, автор «Спецификации идитола» и таких авантюрных прозроманов ускоренного типа, как «Восстание мизантропов» и «Нашедший сокровище» писал о себе: «…после революции был заметным деятелем московского Союза поэтов, выпустил три авантюрно-утопических романа, преподавал математику, работал в ЦСУ, побывал в тюрьме и в Кокчетаве».

Это вам не измышления бывшего большого друга СССР Говарда Фаста!

Это правда нашей жизни!

Владимир Германович Богораз-Тан в своей замечательной монографии «Чукчи», изданной в 1934 году Институтом народов Севера ЦИК СССР, с некоторой грустью отмечал: «Впрочем, когда местные казенные ученые затевали собрание статистики по собственным домыслам, не списывая с казенных образцов, результаты получались еще более оригинальные: так, в архиве одного из камчатских поселков я нашел копию статистического рапорта следующего рода:

Петр Рыбин…52 года от роду

Семен Березкин…43 года от роду

Иван Домошонкин…47 лет от роду

…

Итого всей деревне…2236 лет от роду

Однажды (мне только-только стукнуло одиннадцать лет) у одного своего приятеля я увидел тоненькую книжку, бумажную обложку которой украшала чудовищная обезьяна. Она боролась с набросившейся на нее пантерой.

Вот где, наверное, масса приключений! – подумал я.

«Бабочки у него были: гигантские орнитоптеры, летающие в лесах Индонезии и Австралазии, и крохотные моли. Орнитоптеры привлекали его величиной и благородной окраской, в которой черный бархат смешивался с золотом и изумрудами. Моли нравились ему по другой причине: расправить тончайшие крылья этих крошек было очень трудно…»

Странный текст.

Волшебный текст.

«Он смотрел на большую стрекозу с бирюзовым брюшком, летавшую кругами вокруг него. Стрекоза хватала на лету комаров. Иногда оторванное крылышко комара падало, кружась у самого лица Тинга. Тогда он видел, как оно переливалось перламутром в колючем луче…»

Кружащееся оторванное крылышко комара совсем меня покорило.

Так случайно я наткнулся на научно-фантастическую повесть «Недостающее звено», и это, несомненно, изменило мою жизнь, потому что через весьма небольшое время я вступил в долгую личную переписку с автором «Недостающего звена» – профессором Николаем Николаевичем Плавильщиковым.

Ту, первую книжку, взятую у приятеля, я где-то потерял (а издана она была в 1945 году), но это было уже не страшно. Николай Николаевич прислал мне экземпляр с автографом. Впервые взрослый человек обратился ко мне по имени-отчеству.

Н.Н. Плавильщиков был не просто последним советским энциклопедистом, он был талантливым энциклопедистом. «Очерки по истории зоологии» или, скажем, «Гомункулус» до сих пор остаются превосходным чтением для любого возраста. На энтомологические работы Н.Н. Плавильщикова до сих пор ссылаются, а на его великолепных переработках Ж. Фабра и А. Брэма выросло не одно поколение.

«Первым был сотворен… человек, – объясняет взгляды древних Н.Н. Плавильщиков в «Очерках по истории зоологии». – Иначе Платон не мог рассуждать: человек – наиболее совершенное отображение мира идей (по учению Платона, вселенная двойственна: она объемлет два мира – мир идей и мир вещей, отображающих эти идеи; идеи мы постигаем разумом, вещи – чувственным восприятием). У человека три «души»: бессмертная и две смертных (мужская – мощная и энергичная и женская – слабая и податливая). «Эволюция» протекает путем деградации всех сортов этих «душ», причем допускается еще и «переселение душ». Животные – своеобразная форма «наказания» для людей. Люди, упражнявшие не бессмертную, а смертную часть своей сложной души, при втором рождении превратились в четвероногих. Те, которые «превзошли тупоумием своим даже четвероногих» и которые своим телом как бы прилипли к земле, оказались пресмыкающимися. Просто легкомысленные люди при втором рождении превратились в птиц. Самые «невежественейшие и бестолковейшие» попали в новой жизни в воду и стали водными животными. Человек оказался родоначальником всех живых существ, и это неудивительно: по Платону, все живые существа – только совокупность несовершенных и разнообразных видоизменений человека».

В фантастику писатели чаще всего приходили из науки.

Иван Антонович Ефремов – крупный палеонтолог, основал одну из очень любопытных ее дисциплин – тафономию (учение о закономерностях захоронения ископаемых организмов), Александр Петрович Казанцев – инженер, изобретатель, Александр Иванович Шалимов и Дмитрий Александрович Биленкин – геологи. Геологом и географом был академик Владимир Афанасьевич Обручев, младший из братьев Стругацких – Борис Натанович – астрофизик. Незадолго до войны на месте нынешних Лужников можно было наткнуться на интересную компанию, занимающуюся вовсе не писательским делом. «Не то в луже, не то в озерке, – вспоминает Александр Казанцев, – плавал в изобретенной им резиновой лодочке, выполненной заодно с резиновыми сапогами-ластами, Юрий Александрович Долгушин. Взрывал на месте будущего стадиона свои чудо-запалы Вадим Охотников». Кстати, работал с ними и Г. Бабат, тоже проявивший себя в литературе.