Книга Корректировщики - Светлана Прокопчик

* * *

13—14 октября 2082 года

Московье — Селенград

От квартиры Валерии Оля ожидала всего, кроме ощущения тепла и уюта. Она готовилась к тому, что увидит хоромы, обставленные по последнему слову холодной офисной моды, к тому, что мебель будет — сплошное стекло, зеркала и металл. Или наоборот: предельно аскетичная обстановка. От властной Валерии этого можно было ждать.

А увидела две малюсенькие комнатки и кухоньку, застеленные коврами. Мебели мало, вся — очень старая и деревянная. Полочки с ручной резьбой, все подоконники заставлены узамбарскими фиалками разных цветов. И — мягкие игрушки. Плюшевые звери были повсюду, сидели на полках между триграфиями и цветочными горшками, облепили подлокотники двух кресел и кушетки, делили с Валерией кухонный стол, а забавная красная медведица с пышным бантом жила на углу монитора. Оля невольно улыбалась этому зверинцу, осторожно гладила тщательно расчесанный искусственный мех и думала, что Валерия наверняка и спит с игрушками. Надо же, кто бы мог подумать, что Валерия любит игрушки и домашние цветы?!

Есть не хотелось, Оля забралась в душ. Здесь тоже жили звери, но резиновые. И на подставке для тапочек стояли шлепанцы в форме собачьих голов, с ушами, глазами и носами.

Она не успела толком обсохнуть, как приехала Валерия. Взбудораженная, агрессивная. Сразу выволокла из-под шкафа спортивную сумку, принялась кидать в нее барахло из шкафа. Оля слегка растерялась, наблюдая за этой бурной деятельностью.

— Не стой столбом. Матери пока позвони! — приказала Валерия.

— Зачем?

Валерия села на пол, удивленно посмотрела на Олю.

— Ах да, — кивнула она, — это я сплоховала. Ты переведена в другой вуз. Сегодня вечером улетаешь в Селенград. Это в Забайкалье, тридцать километров от Улан-Удэ. Дорога уже оплачена.

Оля потеряла дар речи. У Валерии тренькнул телефон, она бросила в трубку пару непонятных слов, обернулась к Оле:

— Так, я сейчас отлучусь, ты пока собирайся. Багажа у тебя нет, я тебе тут кое-что собрала, уложи поаккуратней, а оттуда матери позвонишь, скажешь, куда тебе вещи переслать. И сейчас ей позвонить не забудь! — крикнула она уже из прихожей.

“А что за вуз-то?” — хотела спросить Оля, но не успела: Валерия уже вылетела из квартиры.

Прощальный телефонный разговор с матерью дался тяжело. Оля сказала, что переводится в Селенград, улетает вечером и не успевает заехать. Мать вдруг запретила ей лететь, а когда Оля начала оправдываться, говоря, что от нее ничего не зависит, мать заплакала, назвала Олю бесчувственной и сказала, что та совсем не любит и не жалеет своих родителей. Оля так и не научилась понимать, в чем же она постоянно виновата перед матерью, и как надо ее любить, чтобы она не плакала. После разговора ей пришло в голову, что в переводе есть хоть что-то положительное: по крайней мере, материны слезы она будет видеть не каждый выходной, а раз в полгода — когда приедет на каникулы.

Валерия вернулась через два часа, когда Оля уже сидела как на иголках.

— Быстро! — скомандовала она. — Внизу такси. Черт, опаздываем.

В машине Валерия села вперед, что затрудняло разговор. Проезжали мимо общежития академии, Оля вдруг увидела Павла. Он стоял с ребятами у самой дороги, Оля встретилась с ним взглядом, и ей почудилось невозможное — будто он сделал шаг к ней. Она приникла к дверце, машина уносилась вперед, а Павел провожал ее взглядом. Оля едва не крикнула водителю, чтоб на секунду остановился, она бы хоть попрощалась. Но встретила в зеркале строгий взгляд Валерии и не проронила ни звука.

Эта случайная встреча разом убила всю решимость Оли. Больше ей ничего не хотелось. Стало безразлично, что будет дальше. Она ушла в себя, стараясь сохранить в памяти этот прощальный взгляд Павла. Больше они никогда не увидятся.

Яркая иллюминация “Ступино” показалась Оле траурной. Здесь люди расставались, и некоторые — чтоб никогда больше не встретиться. При виде суетившихся вокруг багажа пассажиров Олю охватило ощущение безысходности. Жизнь лишила ее даже такой маленькой радости, как любимый человек среди провожающих. Она не успела ничего сказать, не успела узнать — вдруг он хоть чуть-чуть ее любит? И уже никогда не скажет и не узнает. Павел остался в прошлом, подсвеченном тоскливыми огнями стратопорта.

Валерия за руку тащила апатичную Олю по всему зданию, провела через транспортный контроль. В пассажирской кабинке Валерия заботливо поправила на Оле ремни безопасности, предложила шлем “иллюзий” — погружение в виртуальную реальность. Оля отказалась: одурманиваться не хотелось. И вообще, она слышала, что один из миллиона аппаратов взрывается в стартовом прыжке. Ей остро захотелось оказаться именно в этом, миллионном аппарате, тогда не пришлось бы мучиться от оставшейся позади неразделенной любви всю оставшуюся жизнь.

— Так. — Валерия хлопнула себя по карманам. — Самое главное чуть не забыла. У тебя ж там стипендии не будет.

— У меня есть еще немного денег.

— Немного — это несерьезно. Держи, — Валерия протянула Оле кредитку.

— Ты что? — возмутилась Оля. — Ты и так столько для меня сделала…

— Жизнь длинная, сочтемся. Вдруг ты меня когда-нибудь от смерти спасешь? Держи, держи.

Валерия сунула Оле кредитку в сумку и направилась к выходу.

— Лера! — позвала Оля. — Знаешь, кому я на самом деле всегда завидовала? Тебе. Мне никогда не стать такой, как ты.

На миг она увидела, как лицо Валерии потеряло надменность, и в нем проступило что-то очень мягкое и доброе. Такое же, как игрушки у Валерии дома.

— Лучше и не пытайся, — очень ласково сказала Валерия. — Это все не от хорошей жизни.

Оле уже приходилось летать на стратолетах — в детстве. Тогда ее переполняли какие-то романтические предчувствия, ожидания новой жизни… Сейчас внутри была пустота. Перед глазами полыхнуло алым табло состояния. Перегрузка вдавила ее в послушно растекшееся кресло, в глазах потемнело, в горле застрял комок легкой тошноты. Через несколько секунд все прошло. Алое табло мигнуло и погасло, сигнализируя о выходе в стратосферу. Можно открыть иллюминатор и полюбоваться Землей — вид совсем не такой, как из атмосферы. Оля не пошевелилась. Ей незачем оглядываться назад. Только если душу потравить: позади остались все надежды, мечты, остался Павел. Впереди ее что-то ожидало, но Оля не хотела ничего нового. Оно не могло быть лучше прошлого.

Господи, как сложно поверить. Ленка была единственной ее подругой последние пять лет. Они в школе сидели рядом, и Оля даже плакала, когда ее отсаживали подальше от Ленки — чтобы не болтали на уроках. Оля терпеть не могла экономику, но поступила на переходный курс в Академию экономики и планирования, лишь бы не разлучаться с Ленкой. Весь год на курсах Оля страдала от чудовищно несправедливого отношения к ней группы. Они ее дразнили, обзывали, но при том требовали, требовали, требовали — подсказок, замолвить слово перед учителем, решить домашку… А потом опять дразнились и издевались. Колесников как-то подпалил ей волосы сзади, хорошо еще, что Оля вовремя спохватилась и сбила пламя. В мае, когда она восстала против барщины, ребята подстерегли ее в саду за корпусом, через который Оля обычно ходила в общежитие, и отхлестали крапивой по лицу. На следующий день Оля пришла на занятия с распухшей рожей. Но все стерпела. Из-за Ленки.