Книга Страсть и судьба - Хизер Гротхаус

Оливеру понадобилось некоторое время, чтобы окончательно откашляться и успокоиться.

— Прошу прощения, — слабым голосом проговорил он, глядя на Сесили.

— Как вы себя чувствуете? — встревоженно спросила она, снова приближаясь к постели.

— Все хорошо. Прошу прошения, что испачкал одеяло…

— Ничего страшного.

Она снова протянула ему чашку, стараясь унять сердцебиение. Она и без того была вся на нервах, находясь в такой близости от Оливера Белкота и его обнаженной груди. А тут еще он поперхнулся лекарством и так сильно закашлялся, что напугал ее чуть не до смерти.

— Давайте попробуем допить то, что осталось, — неуверенно предложила она.

— Хорошо, но… — Он внимательно посмотрел на нее. — Леди Сесили, прошлой ночью, когда мы были в развалинах, вы спрашивали меня о моей сломанной руке?

— Ммм… возможно. Я не уверена, — не сразу ответила она.

— Мне кажется, я помню ваш вопрос, — медленно произнес он, не сводя с нее пристального взгляда.

— Да? — Она невольно подалась вперед.

— Кажется, я лежал на земле…

— И? — Она затаила дыхание и вопросительно подняла брови.

— И… и все, — почти прошептал он.

Сесили выпрямилась.

— Что ж, это… это хорошо.

— Нет, в этом нет ничего хорошего, — нахмурился Оливер и отвернулся в сторону. — Я не могу избавиться от ощущения, что забыл что-то очень важное. Мне чего-то не хватает…

— Вам не хватает вашей правой руки, то есть возможности пользоваться ею, — поспешно уверила его Сесили.

— Нет, я должен что-то вспомнить. Что-то очень важное… Впрочем, не стоит уделять этому так много внимания. Надеюсь, скоро все вспомнится само собой.

— Все будет хорошо, — рассеянно улыбнулась Сесили, снова поднося чашку к губам Оливера. Каждая клеточка ее тела помнила прикосновение этих губ к ее губам, шее, груди… Скольких женщин он целовал, со сколькими занимался любовью, если сейчас не может даже вспомнить, что произошло между ними прошлой ночью?

Впрочем, нужно ли, чтобы он об этом помнил?

До этого случая у круга Фоксов он не проявлял к Сесили никакого интереса и даже не смотрел в ее сторону. Он собирался жениться на Джоан Барлег. Если ночное происшествие станет достоянием гласности, репутация Сесили будет навеки погублена, да и для леди Джоан это станет настоящим шоком. Возможно, это даже помешает Сесили уйти в монастырь. Она неизбежно потеряет уважение всех жителей Фолстоу, а то и самого отца Перри, ее наставника и друга.

А что скажут Сибилла и Элис, если узнают об этом? Сочтут ее лгуньей, притворщицей? Сесили хорошо понимала свою роль в семье. Еще девочкой она поняла, чего от нее ждут. И, конечно же, от нее никак не ждали, чтобы она переспала с отъявленным ловеласом, да еще и помолвленным с другой женщиной.

Если он так ничего и не вспомнит… что ж, тогда все останется так, словно ничего и не было. И это будет лучше для всех.

Разве нет?

— Спасибо, — выдохнул Оливер, когда Сесили отставила в сторону пустую чашку.

Она улыбнулась, вытирая руки маленьким полотенцем.

— Скоро вам станет значительно легче, и я начну перевязывать руку.

С этими словами она направилась к двери.

— Куда же вы? — вырвалось у Оливера.

Она взглянула на него через плечо, чувствуя, как сжимается сердце. В его голосе прозвучало явное нежелание отпускать ее.

— За стулом, — ответила она и, взяв стоявший у двери деревянный стул, вернулась с ним к постели Оливера. — Должна признаться, я немного устала от ночных приключений и предпочла бы сидя ждать наступления эффекта от принятого вами лекарства.

— Прошу прощения, что не даю вам отдохнуть, — с искренним сожалением произнес Оливер. — Несомненно, вы очень устали.

Сесили аккуратно села на стул, плотно сжав колени и положив на них руки.

— Сейчас перевяжу вам руку, и мы оба сможем отоспаться, — мягко сказала она.

Оливер кивнул в знак согласия.

В комнате наступила тишина. Сесили чувствовала себя весьма неловко. Минуты проходили за минутами, оба молчали.

— Вы не голодны? — неожиданно спросила Сесили.

— Просто умираю с голоду, — ответил Оливер.

— Я велю немедленно принести вам завтрак.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности.

Прошло еще некоторое время в полном молчании.

— А вы уже позавтракали? — внезапно поинтересовался Оливер.

— Нет, я позавтракаю, когда сделаю вам перевязку, — ответила Сесили, невольно прислушиваясь к голосу Оливера. Ей показалось, что он стал звучать невнятно.

— Ну как? Чувствуете действие снадобья? — спросила она, глядя на его слегка прикрывшиеся веки.

— Нет, миледи, ни на йоту, — покачал он головой и скорчил забавную гримасу. — Наверное, я слишком привык к крепкому спиртному, и теперь ваша настойка на меня не действует.

Языку него стал заметно заплетаться, и Сесили пришлось скрывать улыбку. Встав, она подошла к его постели и ласково проговорила:

— Ну, давайте посмотрим, сможете ли вы терпеть боль, пока я буду накладывать повязку. Если боль окажется невыносимой, мы прекратим перевязку, и я сделаю вам еще одну порцию снадобья.

— Как скажете, миледи, — попытался пошутить Оливер, но язык явно не хотел ему подчиняться.

Сесили осторожно откинула одеяло с его правой руки, чувствуя, как сильно бьется ее сердце.

— Нужно, чтобы вы немного приподнялись, если сможете, — сказала она, стараясь как можно аккуратнее просунуть руку под его левое плечо. — Было бы куда проще это сделать, если бы служанки оставили руку на перевязи, но я очень постараюсь помочь вам.

— Эти бесстыжие девки пытались раздеть меня догола, — невнятно пробормотал Оливер.

— Что, простите?

— Нет, ничего, — буркнул он.

— Ну хорошо, возьмите левой рукой правое запястье и придерживайте руку, пока я буду приподнимать вас. Вот так… Готовы? На счет три. Раз, два, три!

Задержав дыхание, Оливер со слабым стоном уперся пятками в матрас, и Сесили изо всех сил принялась тянуть его вверх, на подложенные под спину подушки. Слава Богу, с первой же попытки ей удалось сделать все как надо, и она мысленно вознесла благодарственную молитву Всевышнему. Прикосновение к горячему обнаженному телу Оливера привело ее в возбужденное состояние.

— Вот и хорошо, — выдохнула она. — А вы молодец, — похвалила она Оливера и тут же заметила усилившуюся бледность его лица и крепко сжатые челюсти. — Сильно болит рука?

— Ребра, — прошептал он.