Книга Сильва - Веркор

Ее устами говорило само благоразумие, и однако все мое существо восставало против этого плана. Я злился на Дороти за то, что она вовлекла меня в этот спор, заставив выдвигать против нее доводы, в убедительность которых я и сам не верил.

Я попросил Фанни приготовить нам ужин. Во время еды да и после нее Дороти и я избегали продолжения этого разговора. Мы болтали о том о сем, вспоминали детство, нашу последующую жизнь, у каждого свою. Однако о своем житье-бытье в Лондоне Дороти говорила на редкость уклончиво. Я не осмелился расспрашивать ее, мне казалось неприличным проявлять столь нескромное любопытство. Да и помимо соображений приличия, я боялся, что моя настойчивость заставит ее еще больше замкнуться. Ее доверие, напротив, было приятно мне. Да и ей мое, кажется, тоже. Мы допоздна засиделись у камина за беседой. Наконец я проводил Дороти до ее комнаты и пошел к себе. Сильва уже спала, свернувшись клубочком под одеялом, - как всегда, в ногах кровати. Она тихонько простонала, когда я зажег свет, но не проснулась. Мне показалось неприличным сегодня, когда у меня в доме Дороти, делить постель с Сильвой. Я отправился ночевать в соседнюю комнату. Но сон не шел ко мне - мешали взбудораженные, противоречивые чувства. Почему бы не проводить так приятно каждый вечер? Почему бы не жениться на Дороти? Любовь... Нам обоим уже за тридцать, и для счастливого супружеского союза любовь вовсе не обязательна. Мы могли бы вдвоем воспитывать Сильву. Она стала бы нашей приемной дочерью. Но что-то, чего я не мог даже четко сформулировать, мешало мне поверить в такую возможность. Словно я заранее был уверен, что никогда эти две женщины не смогут ни сблизиться, ни мирно ужиться. И что в конце концов мне все-таки придется пожертвовать одной из них ради другой. И, разумеется, Сильвой. А на это я пойти просто не мог. Господи, да неужели же я лишу себя спокойного приятного будущего, мирного семейного счастья из-за какой-то глупой лисицы?! Я ведь и сам прекрасно понимал, что только безумец может так вести себя. Ладно, решил я, хватит думать о всякой ерунде. Не мучайся больше и спи! Но мысли упрямо продолжали свой бег по кругу. Мне удалось забыться сном лишь на заре.

Уж не знаю, о чем думала этой ночью Дороти, но поутру она была еще очаровательнее обычного, а главное, полна благожелательности к Сильве.

- Позвольте мне отнести ей завтрак, - попросила она. - Нам надо подружиться.

Мы приготовили вместе яйца и ветчину, и я поднялся вслед за Дороти по лестнице, стараясь на всякий случай держаться не слишком далеко от нее. Я не очень-то был уверен, что Сильва придет в хорошее расположение духа, несмотря на лакомый запах еды, когда увидит вместо меня женщину.

Вмешиваться мне не понадобилось, но и об успехе тоже говорить не приходится. Увидав Дороти с подносом в руках, Сильва заворчала, потом с криком "Нет!" вырвала у нее поднос и отшвырнула прочь; подобрав с пола ветчину и то, что осталось от яиц, она залезла под кровать и принялась поедать свою добычу, как маленький неопрятный зверек.

- Мне очень жаль, - только и сказала огорченная Дороти.

Она помогла мне вытереть запачканный пол. Я был возмущен, но на кого сердиться? На Сильву или на Дороти? Я глядел, как она возится с тряпкой неизменно изящная, непринужденная. Неужели Сильва при малейшем противоречии будет впадать вот в такое состояние первобытной дикости? И не готовлю ли я себе, упорствуя в желании держать ее в доме, постоянные и нескончаемые неприятности?

Дороти протирала пол, а я разглядывал ее профиль - чуточку заурядный, но такой милый, мягкий под очень светлыми белокурыми косами, уложенными надо лбом, - и вспоминал свои ночные размышления, и твердил себе, что если я не женюсь на ней, то буду круглым дураком.

Когда все было вычищено, она поднялась и спросила:

- Вы ведь не накажете ее, правда?

Я возразил:

- Но ведь, будь она ребенком, ее бы наказали. Нельзя спускать такие выходки. Она завтра же сделает то же самое.

Дороти не соглашалась со мной:

- Если вы накажете ее из-за меня, она мне долго этого не простит.

Наконец, мне пришлось обещать. Сильва упорно сидела под кроватью, хотя наверняка давно уже съела все до крошки. Ясно было, что она дуется.

- Оставим ее в покое! - сказала Дороти.

Мы спустились в курительную и сели у камина. Спустя несколько минут я сказал:

- Может быть, вы и правы. Вероятно, самое лучшее было бы отдать ее в какое-нибудь специальное заведение.

- Это не так уж срочно! - к моему удивлению, возразила Дороти.

Она ласково и понимающе улыбалась мне.

- Хотел бы я знать - может, со временем... - начал я.

Дороти прервала меня:

- Вы сами увидите. Заметьте, что в любом случае... - Тут она заколебалась:

- Ну-ну? - спросил я, и она продолжила:

- В любом случае, каковы бы ни были ее успехи, кому вы сможете демонстрировать ее потом? Столько усилий - и все впустую.

- Как это - кому?

- Я хочу сказать, что она не из наших.

Наверное, взгляд мой выражал в ту минуту полнейшее непонимание.

- Я хочу сказать, - продолжала Дороти слегка раздраженно, - что вы сможете ее показывать лишь как любопытный феномен. Но не как родственницу и даже не как близкую знакомую.

- Да отчего же? - спросил я удивленно. (Я и в самом деле был поражен.)

- Оттого что это было бы неприлично.

- Господи, да объяснитесь же яснее! - нетерпеливо воскликнул я.

- У нее прелестная кожа, но кожа цвета янтаря. Очень красивые глаза, но темные как агат. У них миндалевидный разрез, а скулы похожи на абрикосы...

- Вы что, сочиняете стихи или, может быть, это натюрморт?

- Одним словом, дорогой мой, она типичная азиатка. Я полагаю, что лисы и пришли к нам когда-то из Азии. У нее такой вид, словно она родилась в Индии или во Вьетнаме.

- Это с рыжими-то волосами?

Дороти состроила насмешливую гримаску:

- О, ну, может быть, кто-нибудь в ее роду согрешил с европейцем...

Я был в растерянности. Сам я тоже находил внешность Сильвы несколько экзотической, но не до такой же степени... Если это действительно так, то в будущем мне грозили вполне реальные унижения и неприятности - в тот день, когда я вздумаю ввести в английское общество "туземку"... Мне захотелось убедиться в том, что говорила Дороти, и я сказал:

- Пойдемте взглянем на нее.

Мы поднялись наверх. Сильва, вся перепачканная яичным желтком, спала, свернувшись клубочком, в кресле. Мы долго рассматривали ее, потом вышли так же тихонько, как вошли, и я прикрыл дверь.

- Ну, признайтесь, что вы преувеличили! - тут же сказал я Дороти.

- А вы со мной не согласны?