Книга Последняя роль неудачника - Фридрих Незнанский

Она появилась точно в назначенное время — делового человека было видно сразу. Холеная женщина тридцати пяти лет, Александра Лазаревна Грушницкая была референтом крупнейшего, пожалуй, на сегодняшний день российского музыкального продюсера Степана Варенцова. Именно Варенцову непостижимым образом удавалось уговорить выступать в России знаменитых западных музыкантов, суперзвезд — как популярной, так и классической музыки. Сам Варенцов большую часть времени проводил за границей, так что его дела в России вела как раз Грушницкая.

— Чего вы от меня ждете, Юрий Петрович? — с любопытством спросила Грушницкая, закуривая длинную коричневую сигаретку — сигариллу. — Я кое-что слышала о вас, естественно, навела справки. Вы известный адвокат по уголовным делам, а я — музыкальный продюсер, что между нами общего? Я согласилась на эту встречу только, как вы понимаете, из спортивного интереса. Ну и еще вам повезло — у меня нашлось свободное время. Может быть, вы хотите выпросить у меня билет на предстоящий концерт Пола Маккартни? Тогда вы только напрасно время теряете. Я этими вопросами не занимаюсь, моя работа — заключение контракта и…

— Александра Лазаревна, — прервал ее Гордеев. — Я ценю то, что вы нашли для меня время, но билеты на концерт совершенно ни при чем.

— И…

— Мне нужна от вас информация относительно одного человека, которого я разыскиваю.

— Ага, — удовлетворенно сказала Грушницкая. — Это тоже нетрудно было предположить. Ладно, по крайней мере, вы не журналист, это успокаивает. Но при чем же тут я? Я его знаю?

— Полагаю, что да. Только не его, а ее. Это женщина.

— Ну, — грациозно покачала головой Грушницкая, — у меня много знакомых мужчин и женщин. Как вы понимаете, по роду работы я общаюсь с немалым количеством людей.

— Кажется, у вас много свободного времени? — усмехнулся Гордеев.

— То есть? Что вы имеете в виду?

— Вы совершенно не пытаетесь взять быка за рога. Не форсируете разговор. Не задаете мне прямого вопроса.

— Я для этого неплохо воспитана. — Фраза была сказана без всякого выражения, так что, похоже, это было правдой. А раз так, то резонно было бы предположить, что по истечении свободного времени Александра Лазаревна Грушницкая просто спокойно встанет и уйдет, даже если Гордеев сообщит ей о начале ядерной войны.

— Речь идет об Альбине Артемьевой.

Гордеев понял, что ошибся.

Грушницкая спокойно затушила свою сигариллу и поднялась, сохраняя всю ту же дружелюбную улыбку. Она собиралась уйти немедленно!

— Было приятно поболтать с вами, но, к сожалению…

Гордеев даже слегка растерялся. Он не ожидал такой реакции. Нужно было срочно что-то предпринять. Что в таких случаях говорят особо находчивые люди вроде Турецкого или Грязнова-младшего?

Опыт растет прямо пропорционально выведенному из строя оборудованию… Если эксперимент удался, что-то здесь не так… Даже маленькая практика стоит большой теории… Черт, это все не то!

Гордеев вскочил и упал перед Грушницкой на колени. Она вытаращила глаза, и весь ее светский лоск сразу сошел с нее. Гордеев понял, что первый шаг был правильный, но успех надо было закрепить — она все еще могла уйти.

Со всех столиков на них откровенно и удивленно пялились.

— Вы… — пролепетала Грушницкая. — Вы это зачем?..

— Давайте уедем отсюда, — тихо сказал Гордеев. — Это очень важно. Никто не пострадает, я обещаю. Я работаю на ее мужа, он ее ищет.

Грушницкая механически, и даже с облегчением, кивнула.

Они поехали к нему в офис — на Таганку, конечно, а не в Химки. Слава богу, Розанова на работе не оказалось, так что обошлось без лишних разговоров и объяснений.

Гордеев усадил Грушницкую в свое любимое кресло и запер кабинет изнутри.

Около часа ушло у него на то, чтобы заставить ее говорить. Разумеется, это был далеко не рекорд. Когда Гордеев работал следователем в Генеральной прокуратуре, ему случилось однажды проводить допрос знаменитого фальшивомонетчика Простужаева, умудрившегося молчать десять часов подряд. Из них только последние полчаса фальшивомонетчик давал показания. И то подельников не выдал.

— Ладно, — сказала Грушницкая. — Мне очень нелегко говорить эти слова, но я сделаю над собой усилие, веря, что оно будет спасительным. Хотя, не исключено, что я вам даже благодарна за такую возможность…

— Какую возможность?

— Высказаться. Быть может, это просто моя внутренняя потребность — высказаться. Могла ли бы я жить дальше и нести это бремя одна?

— Вы о чем?

— Честно говоря, сама не совсем понимаю…

Гордеев засмеялся вместе с ней — кажется, накал спал, и отношения перешли в разряд чисто деловых. Это адвоката, разумеется, вполне устраивало.

— Может быть, у вас и есть такая внутренняя потребность, — заметил все же Юрий Петрович, — но в таком случае это ваше дело. Меня же интересуют обстоятельства вашего знакомства с госпожой Артемьевой…

— Да-да, я понимаю, — перебила Грушницкая. — Наша встреча произошла по воле случая. Мир, оказывается, не так уж плохо устроен, если происходят подобные вещи, верно? В этой истории, честно говоря, я вижу для себя единственную возможность спасения. Другого шанса у меня не было.

— Теперь я вообще ничего не понимаю, — удивился Гордеев. — Вы о чем?!

— Об этом самом знакомстве. Но… наберитесь терпения, ладно? Иначе вы ничего не поймете, а своими вопросами только осложните мне задачу.

Гордеев кивнул.

— Итак, что же произошло? Боюсь, я не способна описать. Как объяснить глубокое потрясение, которое оставило неизгладимые последствия? То, что я считала прочным, рухнуло в один момент. До некоторых пор я жила, заботливо охраняя свой семейный покой, не отдавая себе отчета в необычности моей семейной жизни. И вдруг за одну неделю я оказалась во власти эмоций, которые приобщили меня совсем к другому миру, миру незнакомому, к миру всех тех, кто живет не так, как я. Этот мир огромен, а я ничего о нем не знала.

Гордеев вздохнул:

— Если вы хотите, чтобы я понял вас и чтобы это произошло в ближайшем будущем…

— Я должна придерживаться конкретных событий и меньше рассуждать о своей рефлексии? — усмехнулась Грушницкая.

— Вот именно. По крайней мере, я бы попросил вас, — поправился Гордеев.

— Ладно. Представьте себе, я была замужем почти десять лет и считала себя счастливым человеком. Я никогда, насколько бы это ни казалось вам маловероятным, не задумывалась, счастлива ли я. Мое счастье был чем-то само собою разумеющимся — как то, что я замужем, что у меня нет детей, что мне тридцать четыре года и тому подобное. Наверное, я могла бы еще кое-что добавить к этим сведениям, больше рассказать о себе, но это кажется мне лишним, по крайней мере сейчас. Тем более, — она лукаво посмотрела на Гордеева, — боюсь, что вы все про меня и так уже разузнали.