Книга Мегрэ и осведомитель - Жорж Сименон

В девяти случаях из десяти требовались специалисты, хотя бы для того, чтобы определить отпечатки пальцев, однако в этих комнатах со сводчатыми потолками работали всего человек десять в белых халатах.

— Полагаю, еще слишком рано ждать каких-нибудь новостей?

Скромный, худощавый Мере обычно ходил в мятом костюме. Он так давно появился на набережной Орфевр, что теперь невозможно было представить отдел экспертиз без него. Он был готов приступить к работе в любое время дня и ночи. Правда, никто не ждал его в студенческой холостяцкой квартирке в Латинском квартале.

— Одно уже ясно, — заметил он своим слегка монотонным голосом. — Совсем недавно, скорее всего вчера днем, натерли воском всю мебель, протерли дверные ручки, пепельницы, самые мелкие предметы, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. Установить нам удалось только отпечатки хозяина квартиры, Манюэля Мори, карточку которого я нашел в картотеке, и отпечатки служанки, которая, по словам консьержки, приходила в квартиру вчера днем. Я забыл упомянуть о других отпечатках, ваших, комиссар.

— Значит, не оставили ни одного отпечатка?

— Ни одного, шеф. Можно сказать, профессиональная работа.

— Так это и есть профессионалы. В каком году заведена карточка на Мори?

— Четырнадцать лет назад.

— Ограбление?

— Да, во время отпусков ограблен частный особняк на авеню Ош.

— Сколько ему дали?

— Тогда ему еще не исполнилось восемнадцати лет, и это была первая судимость. Кроме того, решили, что он в ограблении не участвовал, а только был на подхвате. Кражу совершили пятеро.

— Что-то смутно припоминаю, хотя сам я этим делом не занимался.

— Он получил год тюрьмы…

— Есть какие-нибудь доказательства, что в его квартире, особенно в спальне, часто бывала женщина?

— Мы перетряхнули стенные шкафы буквально до нитки: никаких следов — ни пудры, ни крема, ни единого женского волоса.

— А покрытие на полу?

— Дорен, один из лучших в мире специалистов по животным и растительным волокнам. Это его конек.

Он больше часа изучал покрытие через лупу и собрал не больше трех десятков едва заметных обрывков нитей… Он работал над ними много часов… Я имею в виду шелковые нитки — очень стары, им, как минимум, триста лет, и Дорен готов поклясться, что они выдернуты из китайского ковра. Он продолжает расследовать свою находку, чтобы окончательно разрешить эту задачу.

Мегрэ нравилась атмосфера, царившая в этих комнатах под самой крышей, где можно было спокойно работать в стороне от посетителей.

Каждый знал, что он должен делать. Возле одного из слуховых окон стоял каучуковый манекен, к которому приходилось прибегать для воссоздания ситуации, когда, например, нужно было установить, в какой позе находился человек, получивший соответствующий удар ножом, или по положению тела жертвы определить траекторию пули.

— Если завтра обнаружите что-нибудь новое, сообщите Жанвье. Я еду в Бандоль.

Мере был не из тех, кто проводит отпуск на Лазурном берегу, и потому для него Бандоль казался чем-то сказочным.

— Вам там будет жарко, — только и пробормотал он.

Когда Мегрэ за ужином сообщил жене, что завтра едет в Бандоль, она улыбнулась и сказала:

— Я и так знала.

— Откуда?

— Только что по радио сообщили, что панихида состоится завтра в церкви Нотр-Дам-де-Лоретт, а погребение на кладбище в Бандоле… Что ты надеешься там обнаружить?

— Ничего конкретного. Может быть, какой-то след, пусть даже самый ничтожный… Собственно, причина, по которой я поеду туда и буду завтра утром присутствовать на заупокойной службе, одна и та же…

— Там будет жарко.

— Возможно, мне придется там переночевать… Все будет зависеть от самолета… Наверное, я не стану возвращаться в Париж поездом…

— Я приготовлю синий чемоданчик…

— Да. Белье и туалетные принадлежности. Больше ничего.

Ему было немного не по себе из-за того, что он ехал на юг за казенный счет, поскольку острой необходимости в этом не было. Скорее наоборот. Все шло к тому, что никаких улик он там не обнаружит.

Спал он спокойно, и когда мадам Мегрэ принесла ему кофе в кровать, он зажмурился от слепящих лучей солнца.

— Сейчас передавали, что сегодня в Марселе температура тридцать два градуса, — улыбаясь, заметила она.

— А в Париже?

— Двадцать шесть… Это самый теплый май за тридцать лет.

— Мой самолет улетает в двенадцать с минутами, не помню точно, билет покупал Жанвье. Перед тем как ехать в Орли, я еще успею заскочить на набережную Орфевр. Чемодан беру с собой.

— А когда и где ты будешь обедать?

— В крайнем случае перехвачу что-нибудь в Орли…

Он уже направился к двери, когда жена вдруг спросила:

— Ты меня не поцелуешь?

Пришлось вернуться.

— Только не волнуйся. Вот уже полвека я не летаю на одномоторных самолетах и не собираюсь обогнуть земной шар…

И все же ему было немного не по себе всякий раз, когда он расставался с женой больше чем на сутки.

Выйдя на улицу, он поднял голову, заранее зная, что жена будет стоять у окна.

И это было очень кстати, потому что она показала ему в окно синий чемодан, который он оставил в передней, и они встретились на полпути в подъезде.

В четверть десятого Жанвье вошел в кабинет комиссара.

— Говорят, вся улица запружена и церковь не сможет вместить всех желающих…

Мегрэ предвидел нечто подобное, но не настолько.

— По-прежнему нет новостей от Блохи?

— Нет. Этой ночью кто-то звонил Бланш Пигу в «Канарейку». Когда она вернулась в бар, она выглядела взволнованной, но почти сразу же к ней подсел клиент.

— В котором часу она вернулась домой?

— Около четырех утра…

— Тем хуже, — пробормотал Мегрэ себе под нос.

Он поискал номер телефона молодой женщины и набрал его. К его великому удивлению, она тут же сняла трубку.

— Кто говорит? — спросила заспанным голосом.

— Комиссар Мегрэ.

— Что-нибудь новое?

— У меня нет, а вот вам кто-то ночью звонил в «Канарейку». Кто именно?

— Это он, да…

— Он сказал вам, где прячется?

— Нет. Он хотел знать, в курсе ли вы его дел, вы или инспектор Луи… Я ответила, что в курсе… Тогда он спросил, сердитесь ли вы на него, и я сказала, что нет…

Она напоминала заспанную девчонку.

— Ведь это правда, что вы на него не сердитесь?