Книга Бриллиантовая пыль - Владимир Сергеевич Максимов

— никого, кто мог бы остановить бесчинствующих на улицах погромщиков, не было. Казалось, что поднятая объявлением войны волна истового патриотизма всколыхнула столицу до самых низов, выплеснув на улицы все то дикое и темное, что дремало в людях до сей поры.

Добравшись до Александровского сада, Натан Лазаревич быстро отыскал среди редких деревьев скамейку, на которой сидел, читая газету, Николай Иванович. Борштейн поздоровался, присел рядом и, щелкнув замочком, протянул своему недавнему знакомому открытый портсигар, тот самый — с монограммой. Молодой человек отложил газету, взял портсигар, одновременно доставая из него папиросу, закурил и сунул металлический предмет себе в карман. Не глядя на Натана Лазаревича, он ногой пододвинул к нему стоящий на земле небольшой саквояж и, вытащив из другого кармана аптечную склянку, незаметно для окружающих вложил ее в руку Борштейна, после чего вполголоса произнес:

— Надеюсь, что вы не сваляете дурака и сделаете все как надо.

— Да, конечно, — схватившись за ручку саквояжа, пообещал Борштейн.

— Тогда прощайте, Натан Лазаревич. И советую вам как можно быстрее забыть о нашем с вами знакомстве.

И так отчаянно трусивший Борштейн при этих словах еще больше испугался. Он судорожно сглотнул и несколько раз молча кивнул, озираясь при этом по сторонам.

— Что это там? — встрепенувшись, спросил он, заметив поднимавшиеся откуда-то из-за громады Исаакиевского собора клубы дыма. — Пожар, что ли?..

— Это, надо полагать, германское посольство громят, — хладнокровно ответил Арбитр и вполголоса добавил: — Der Fall nimmt eine schlechte Wendung[2].

Назвавшийся Николаем Ивановичем человек сложил газету, засунул ее во внутренний карман летней пары и поднялся со скамейки. Он неспешным шагом пересек сад, обогнул Исаакиевский собор и направился прямиком к стеклянным дверям гостиницы «Астория». Борштейн выждал немного на скамейке, потом встал и, сжимая под мышкой саквояж, поспешил, пугливо посматривая по сторонам, назад в банк. Пошел Натан Лазаревич тем же путем, что и опередивший его шагов на пятьдесят Арбитр.

А на площади перед собором в это же время происходили довольно значительные события. Около коричневого здания мрачной архитектуры, где располагалось посольство Германии, собралась большая толпа. Люди, автомобили и экипажи запрудили почти все пространство перед Исаакием. Эскадрон конных жандармов не мог ничего поделать с возбужденной толпой. В здании посольства были выбиты все стекла; сквозь зияющие оконные проемы были видны люди, бегавшие внутри. Из окон посольства выбрасывали мебель, бумаги, портреты; тут же, на углу Морской горел громадный костер, в который и кидали все выброшенное из здания добро. Стоял громкий треск и грохот от падающих на мостовую предметов, сопровождаемый громкими криками «ура» из толпы.

Борштейн невольно засмотрелся на небывалое зрелище, но краем глаза успел заметить, что Николай Иванович, прежде чем скрыться в вестибюле гостиницы, остановился на тротуаре и тоже с интересом смотрел на происходящее у здания посольства.

Мимо пробегал мальчишка-газетчик, выкрикивая звонким голосом: «Последние новости!.. Немцы задержали на границе поезд с императрицей!.. Немецкие войска вторглись в Бельгию!..»

— Junge, die Zeitung bitte! — остановил мальчишку Арбитр и, сообразив, что немецкий язык в это время и в этом месте явно не кстати, тут же исправился, повторив то же самое по-русски: — Дай мне газету, мальчик!

Однако было уже поздно. Юный сорванец, услышав иностранные слова, встал как вкопанный, раскрыв рот от удивления, потом опомнился и что было мочи заорал, перекрикивая общий шум и гам:

— А!!! Немец здесь!!! Шпион!!!

Вокруг стали оборачиваться. Начавшие расходиться после разгрома посольства люди, все еще разгоряченные, а многие к тому же и нетрезвые, остановились, готовые к новым «подвигам».

«Что там?.. Где?.. Что случилось?..» — послышалось со всех сторон.

— Немца прищучили! — громко выкрикнул пьяненький мужичонка в форменной железнодорожной тужурке, показывая на Арбитра. — Шпыён!

Стоявшего в некоторой растерянности Николая Ивановича начали окружать люди, выкрикивая угрозы и проклятья и подходя все ближе и ближе.

— Держи его!!! — не унимался мальчишка-газетчик, радуясь веселому приключению. — Гляди, уйдет немчура!

Арбитр осмотрелся по сторонам, оценивая обстановку. Путей к отступлению не было, но рядом находился вход в «Асторию».

— Я не немец!.. Я — швейцарский подданный!.. — попытался остановить нападавших Николай Иванович, пятясь к дверям гостиницы.

До спасительной двери оставалось шагов десять — не больше, но сделать их Николай Иванович не успел. Тот самый подвыпивший железнодорожник, указавший толпе на Арбитра, очутился у него за спиной. В занесенной руке мужичка оказался увесистый камень.

— От нас не уйдешь!.. — выдохнул он, опуская булыжник на голову Николая Ивановича.

Арбитр упал навзничь, раскинув руки; из-под его затылка потекла по тротуару тоненькая струйка крови. Толпа вокруг охнула и разом отпрянула; испуганный швейцар, стоявший в гостиничных дверях, вынув свисток, издал, перекрывая уличный галдеж, пронзительную трель. Вторя ему, засвистел стоявший на углу Большой Морской городовой. Люди вокруг стали пятиться, некоторые, включая железнодорожника, пустились наутек.

Натан Лазаревич, все это время не выпускавший Арбитра из поля зрения, повинуясь какому-то внутреннему чутью, пробрался к месту происшествия. Толпа вокруг уже порядком рассеялась, и Борштейн, склонившись к лежащему на тротуаре Николаю Ивановичу, попытался определить, дышит тот или нет.

Арбитр был еще жив, но без сознания. Ощупывая грудную клетку лежавшего, рука Натана Лазаревича уперлась в некий твердый предмет. Стараясь не привлекать внимания, Борштейн-младший незаметно вытащил из кармана Арбитра портсигар и, сунув металлическую коробочку себе в карман, спешно покинул злополучное место, оставив своего недавнего собеседника лежать на тротуаре.

Вынужденный альянс

Устроившийся в квартире Кирилла Венедиктовича Горского как у себя дома, незваный гость посмотрел на вернувшегося в свое жилище хозяина, онемевшего от неожиданности, и, нимало не смущаясь, поздоровался:

— Приветствую вас, господин Горский.

— Кто вы?.. — обрел, наконец, дар речи Кирилл Венедиктович. — Как вы сюда попали?.. Что это за вторжение, черт побери?!

— А вам разве ваш толстопузый агент не доложил?.. Я — Арбитр…

Горский уже сам догадался, кто перед ним сидит, но вида решил не подавать.

— Что еще за Арбитр? — грубо спросил он. — Что вам здесь нужно?

— Не переигрывайте, Кирилл Венедиктович, — с некоторой досадой сказал незваный гость.

— Я немедленно вызываю милицию! — отрезал Горский и решительно шагнул