Книга Уход Толстого. Как это было - Виталий Борисович Ремизов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Л. Н. и С. А. Толстые в парке. 17 апреля 1905 г. Ясная Поляна. Фотография И. К. Дитерихса
Из дневника Льва Николаевича Толстого
24 августа
Только при тех положениях, которые мы называем бедствиями и при которых начинается борьба души с телом, только при этих положениях, начинается возможность истинной жизни и самая жизнь, если мы боремся сознательно и побеждаем, т. е. душа побеждает тело.
Из письма Льва Николаевича Толстого В. Г. Черткову
25 августа 1910 г. Кочеты
«Нынче из письма Варвары Михайловны к Саше узнал, что вы больны, и это мне было огорчительно, особенно тем, что, наверное, содействовали этому все те неприятности, которых я невольная причина. Будем мужаться, милый друг, и не поддаваться влияниям тела. Мне все яснее и яснее становится возможность этого. И иногда достигаю этого. […] Пишите мне, пожалуйста, почаще не содержательные письма, а просто, что придет в голову.
Как вам, я уверен, хочется знать про меня, просто, в каком я духе, чем занят, что думаю, чувствую, хоть в главном, — так и мне хочется знать про вас.
Про себя скажу, что мне здесь очень хорошо. Даже здоровье, на которое тоже имели влияние духовные тревоги, гораздо лучше. Стараюсь держаться по отношению к Софье Андреевне как можно и мягче и тверже и, кажется, более или менее достигаю цели — ее успокоения, хотя главный пункт: отношение к вам, остается то же. Высказывает она его не мне. Знаю, что вам это странно, но она мне часто ужасно жалка. Как подумаешь, каково ей одной по ночам, которые она проводит больше половины без сна с смутным, но больным сознанием, что она не любима и тяжела всем, кроме детей, нельзя не жалеть»[56].
Из дневника Льва Николаевича Толстого
26 августа
Ездил в Труханетово. Очень тяжела роскошь — царство господское и ужасная бедность — курных изб.
Из дневника Софьи Андреевны Толстой
26 августа
Л. Н. Толстой идет вдоль вспаханного поля около деревни Ясная Поляна. 1908. Фотография В. К. Черткова
Деревня Ясная Поляна. Фотография начала 1900-х гг.
Л. Н. и С. А. Толстые. В канун 80-летнего юбилея писателя. 1908. Фотография В. Г. Черткова
«Какая бы я ни была, больше того, что я дала мужу, дать нельзя. Я горячо, самоотверженно, честно и заботливо любила его, окружала всякой заботой, берегла его, помогала в чем могла и умела; не изменяла ни единым словом или движением хотя бы пальца; что же может женщина дать больше самой сильной любви? Я на 16 лет моложе мужа и на 10 лет всегда казалась моложе своего возраста. И все-таки всю страстность моей здоровой, энергической любви я отдавала только ему. Я понимала, что вся святость философии моего мужа останется только в книгах, что ему нужна для его работы привычная, удобная обстановка, и он всю жизнь прожил в этой обстановке — будто бы для меня!.. Бог с ним, и помоги мне, Господи! Помоги и людям открыть и увидать истину, а не фарисейство! И какие бы козни против меня ни сочинялись любовь Льва H-а ко мне проскакивает всюду, и перед всяким возникнет вопрос: если 48 лет люди прожили вместе, любя друг друга, то было за что любить? (курсив С. А. Толстой. — В. Р.).
Теперь принят такой тон, что я ненормальная, истеричная, чуть ли не сумасшедшая, и потому все, что будет исходить от меня, надо приписывать моему — нездоровью. Но люди, а главное Господь, разберут по-своему»[57].
Из письма Льва Львовича Толстого Л. Н. Толстому
26 августа
«Дорогой папаша, жалею, что не могу приехать к 28-му (28 августа — день рождения Л. Н. Толстого. — В. Р.). Очень бы хотел любить тебя, как всегда, и не могу не любить. Надо нам всем проще и открытей быть друг с другом. Ну что ж, что мне, например, иногда кажется вредным для других и себя и несправедливым многое из того, что ты говоришь, что ты кажешься непоследователен в жизни и словах, что тебе я кажусь глупым и дурным. Пусть все это будет нам иногда казаться, а мы все-таки будем дружны и любить друг друга, как нам подобает и как с моей стороны не может не быть. Если я говорил тебе о моих недобрых чувствах к тебе, то для того, чтобы их вырвать из сердца и потому, что они были временными и вследствие пережитого здесь. […] Целую тебя. Лева»[58].
Из письма Владимира Григорьевича Черткова Л. Н. Толстому
27 августа 1910 г. Ясенки Тульской губ
«Милый друг, […] сведения о моей болезни были совсем ошибочные. Я был и есмь совершенно здоров. Просто я был душевно уставши и, как всегда бывает со мной, это производит на добрых, слишком добрых ко мне окружающих людей, в особенности на женщин, впечатление, что я болен. […] Наш скопец (приезжий гость. — В. Р.) поступил самоотверженно и мужественно; но зато какого блаженства он лишил себя, потеряв возможность испытывать радость успешной борьбы духа с телом в этой области! По этому поводу я на днях записал в свой дневник прилагаемую мысль, вероятно азбучную, но которую я вдруг почувствовал очень ярко. […]
Л. Н. Толстой с сыном Львом и внуком Лёвушкой (Три Льва). Ясная Поляна.1899. Фотография С. А. Толстой
Л. Н. Толстой и В. Г. Чертков. С.-Петербург. 1897. Фотография В. И. Кривоша
Партия в шахматы с Владимиром (Димой) Чертковым, сыном В. Г. Черткова. Ясная Поляна. Июнь 1907 г. Фотография В. Г. Черткова
В. Ч.
Москва, Славянский Базар. 24 августа, 1910 г
Даже с точки зрения самой эгоистической приятности, для человека с пробудившимся разумением, уступка каким бы то ни было поползновениям или порывам половой похоти, — нерасчетливо. Минута острого, чисто физического наслаждения, — покупаемая ценою потери целых дней, недель, месяцев высшей духовной радости и бодрой разумной деятельности внутренней и внешней! Если бы еще нужно было продолжительно страдать и днями, неделями, месяцами напряженно бороться, чтобы преодолеть позыв похоти. Но ведь этого нет. Достаточно, при наплыве этого соблазна, кинуться во власть своего высшего, духовного сознания для того, чтобы наступавший враг оказался обезоруженным. А потому отдаваться похоти, когда тебе доступна духовная жизнь — просто глупо.
Телятинки, 27 августа, 1910 г
Прибавить к этому имею то, что
