Книга О команде Сталина. Годы опасной жизни в советской политике - Шейла Фицпатрик

class="p1">Поскольку, в сущности, это было контрреволюционным поведением, ответ заключался в том, чтобы, используя силу, изъять зерно из деревень и посадить саботажников в тюрьмы. Это было началом эскалации военных действий между государством и крестьянством, что привело к общей принудительной коллективизации, которая дала государству больше рычагов заставить крестьян согласиться сдавать зерно по низким ценам. Чтобы продолжать коллективизацию, сталинисты ввели безжалостную меру устрашения (их собственное нововведение, а не часть предложений левых), а именно арест и депортацию кулацких семей. Трудно было точно определить, кто является кулаком, – критериями были эксплуатация других крестьян и антисоветские настроения, а также относительное экономическое благополучие. И это название стало ловушкой для любых крестьян – нарушителей спокойствия. По оценкам, в 1930–1931 годах были выселены около пяти миллионов крестьян, причем многие из них сами бежали из своих деревень, а не были высланы государством. Оставшиеся в деревнях крестьяне были запуганы, и большинство из них, хотя и неохотно, в течение нескольких лет записались в колхозы. Поход против кулачества сочетался с жестоким походом против церквей и массовыми арестами священников. Крестьянские волнения были зарегистрированы по всему Советскому Союзу, Сталину пришлось бросить против этой серьезной силы ОГПУ и даже армию, чтобы предотвратить крупное крестьянское восстание. Кампания по коллективизации, развернувшаяся зимой 1927–1928 годов, стала началом пятилетнего сражения с крестьянством[98], которое, как Сталин сказал Черчиллю, было самой большой проблемой, с какой когда-либо сталкивалась революция[99]. Позднее Молотов назвал победу над крестьянством более значимой победой, чем победа во Второй мировой войне[100].

Именно Сталин возглавил эту великую битву, проявив твердость и смелость, которые вдохновили остальную команду, убедившуюся в его выдающихся лидерских качествах. Эта новая политика Сталина, не говоря уже о его склонности к принуждению, была такой отчаянной, что иногда у них перехватывало дух, но они восхищались им (через некоторое время к ним присоединились и некоторые из бывших левых оппозиционеров). Из членов команды в начале Великого перелома самым близким союзником Сталина, его неизменным сторонником в вопросе о необходимости жесткости и главным почитателем его порой удивительно коварных махинаций против противников и союзников был Молотов. В старости Молотов гордился тем, что жесткие меры, которые он использовал, чтобы отобрать у крестьян зерно во время поездки на Украину в начале 1928 года, побудили Сталина через несколько месяцев поехать в Сибирь и придумать нечто еще более жесткое – уголовное преследование укрывателей зерна[101].

ОГПУ было незаменимо в борьбе с крестьянством, но это была не единственная сфера, на которую распространялась его деятельность. С конца 1920-x годов ОГПУ участвовало в фракционных битвах на стороне Сталина, в изгнании оппозиционеров и наблюдении за их подпольными организациями. ОГПУ арестовывало частных торговцев и спекулянтов, а их имущество конфисковывало. Основа будущей империи ГУЛАГа была заложена: были созданы лагеря для размещения крестьян и городских торговцев; вскоре ОГПУ будет поставлять осужденных рабочих на новые объекты промышленного строительства. ОГПУ и Сталин хорошо работали вместе, хотя уверенность в том, что руководители ОГПУ были людьми Сталина, для периода до 1937 года представляется преждевременной. После смерти Дзержинского, крупного самостоятельного политического деятеля, который часто выступал в качестве союзника Сталина, ОГПУ возглавляли люди, не имевшие статуса членов Политбюро и не известные какими-либо конкретными связями со Сталиным. Вячеслав Менжинский, возглавлявший эту организацию после Дзержинского, был образованным дворянином и интеллектуалом польского происхождения. С этим старым большевиком из бывших эмигрантов, разговаривавшим на многих языках, у Сталина было мало общего, хотя это не помешало им создать эффективную схему для работы с оппозиционерами – «добрый полицейский / злой полицейский». По мере того как здоровье Менжинского ухудшалось, на первый план выдвигался его заместитель Генрих Ягода, именно он организовал успешную депортацию кулаков. Но Ягода в очень малой степени был человеком Сталина, ходили даже слухи, что он имел правые симпатии[102].

Быстрая индустриализация на основе государственного экономического плана была краеугольным камнем новой программы, непременным условием движения большевиков к социализму. Экономическое планирование сейчас может показаться чем-то обычным, но в 1920-x годах оно было новаторским: человек покоряет экономику тогда звучало столь же эмоционально, как спустя сорок лет звучали слова человек покоряет космос. Как будет выглядеть такой экономический план, обсуждалось с начала 1920-x годов, но в середине десятилетия дискуссия была приостановлена на несколько лет, когда теоретики и экономисты партии заспорили о том, чем это можно будет оплатить. Потребовались бы крупные инвестиции, и было непохоже, что Запад предоставит займы и кредиты. Альтернативный вариант сбора денег внутри страны казался бесперспективным: настоящих капиталистов не осталось, а «выдавливание» денег из крестьянства с помощью налогообложения или условий торговли считалось политически рискованным[103]. Различные варианты первого пятилетнего плана горячо обсуждались в 1926–1927 годах. Минималистский план был предложен Госпланом (где было сильно влияние беспартийных экономистов), а максималистский – Высшим советом народного хозяйства СССР во главе с членом команды Куйбышевым. Сам Сталин почти не участвовал в дискуссиях по планированию индустриализации, но с 1924 года высший экономический орган (ВСНХ) неизменно возглавлял один из крупных деятелей, союзник Сталина или член команды – в середине 1920-x годов Дзержинский, затем, после смерти Дзержинского, Куйбышев, а потом Орджоникидзе. В связи с этим можно предположить, что Сталин разделял общее мнение о том, что это ключевой пост. Осенью 1927 года Куйбышев считал, что советская экономика вступает в новую фазу развития, беспрецедентную в отечественной истории или в истории других стран. Налицо была готовность приступить к централизованному государственному экономическому планированию[104].

Когда первый пятилетний план был вынесен на утверждение XV съезда партии в декабре 1927 года (того же съезда, который ознаменовал поражение левой оппозиции), максималистская линия промышленного министерства была на подъеме, а Куйбышев говорил о значительно более амбициозных планах индустриализации, чем предполагалось до тех пор. Среди его самых восторженных сторонников был Ворошилов, глава вооруженных сил, который хотел, чтобы Красную армию поддерживала сильная оборонная промышленность[105]. Угроза войны казалась достаточно реальной для того, чтобы дать указание плановикам подготовить запасной чрезвычайный первый пятилетний план на случай вооруженного нападения, учитывая «вероятность иностранного вмешательства»[106]. Для Сталина быстрая индустриализация была не чем иным, как вопросом выживания в неизбежной битве с капиталистическим Западом. На протяжении всей русской истории, как ее понимал Сталин, Россия подвергалась нападениям и унижениям со стороны иностранных держав, и капиталисты жаждали повторить это, как только представится возможность. Они потерпят неудачу, только если Советский Союз осуществит свой амбициозный план индустриализации. «Снижение темпа означало бы отставание… Мы отстали от передовых стран на 50–100