Книга О команде Сталина. Годы опасной жизни в советской политике - Шейла Фицпатрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изгнание Троцкого оказалось не совсем простым делом: Сталин мог считать, что он предал партию, но для Европы Троцкий олицетворял угрозу коммунизма, и Германия, предполагаемое место назначения, отказалась принять его. Резервным вариантом была Турция. Троцкого перевезли через советскую границу и отправили в Стамбул 11 февраля 1929 года. Он покинул родину навсегда. Это был безжалостный способ избавиться от Троцкого, хотя и менее экстремальный, чем вариант Менжинского, предлагавшего казнить его как предателя[92]. Как спустя много лет Молотов объяснял своему почитателю, Троцкого нельзя было убивать в 1929 году, так как это могло бы испортить репутацию партии. Но, по крайней мере, он и другие оппозиционеры были изолированы. Сталин и его команда одержали победу во фракционной борьбе, которая занимала их последние пять лет. Власть принадлежала им. Вопрос – что они собирались с ней делать?[93]
Глава 2
Великий перелом
Ответ Сталина на вопрос, что делать с властью, был на удивление прост: делать революцию. Этого от Сталина не ожидали. Вероятно, он и сам не ожидал от себя такого, пока победа во фракционной борьбе не придала ему смелости. Конечно, это была революция сверху, а не снизу, но народ довольно активно в ней участвовал. Задачей революции было «построение социализма» в кратчайшие сроки, что на практике означало форсированную модернизацию. Всю городскую экономику, включая торговлю, следовало национализировать и сделать плановой. Первый пятилетний план должен был дать старт ускоренной индустриализации. Крестьянское сельское хозяйство предполагалось национализировать и никого особенно не интересовало, будет ли это сделано добровольно. Предстояло дать решительный бой классовым врагам социализма, как внутри страны, так и за рубежом: им надо было раз и навсегда объяснить, что с советским режимом шутки плохи. Весь этот план Сталин назвал «Великий перелом»[94].
Сталина не волновало, что многое из этого напоминало программу Троцкого и левой оппозиции. Это были максимально возможные преобразования, о которых говорилось в ходе дебатов 1920-x годов, и теперь, когда Сталин захватил власть, он решил быть максималистом. Возможно, в это время в голове Сталина зародилась мысль, что если он проведет вторую революцию в России, на этот раз экономическую, то займет в учебниках истории место рядом с Лениным, вождем политической революции 1917 года. Он не сомневался, что для второй революции потребуется такая же жесткость и готовность применять силу, как и для первой, и, вероятно, его это радовало. Еще до того как он взялся за дело, Сталин понял, что социалистическая модернизация будет означать насилие. Главным вопросом в связи со второй (экономической) революцией в России, как он предполагал в 1926 году, будет вопрос о том, достаточно ли у Советского Союза сил и воли, чтобы победить внутренних классовых врагов. B 1928 он решил, что воля имеется[95].
Предлагая в 1921 году НЭП, Ленин подчеркивал, что этот отход от максимализма времен Гражданской войны «всерьез и надолго». Таким образом он хотел убедить коммунистов, желавших продолжать революцию, что для того, чтобы молодое государство выжило, нужны реальные изменения. При этом речь шла о тактическом отступлении, а не смене цели, и если партия останется революционной, это отступление когда-нибудь закончится. «Не завтра, но через несколько лет», – так ответил Ленин на вопрос о том, когда Россия нэповская станет социалистической[96]. Прошло шесть лет, и экономика укрепилась. Как сказал Центральному комитету Сталин в июле 1928 года, «политика перманентных уступок не есть наша политика»[97].
Глядя на НЭП, наблюдатели надеялись, что период революционных потрясений закончился и Россия возвращается к нормальной жизни. Полагали, что со временем здравый смысл победит и утопические революционные идеи будут забыты. Со временем так и произошло, но это случилось позднее. Основная масса населения – обыватели, как их любили называть большевики, – хотели возвращения к нормальной жизни, но партийные активисты жаждали продолжения борьбы. Активисты партии и комсомола были недовольны социально-примирительной политикой НЭПа, которая требовала, чтобы они не командовали крестьянами, позволяли отсталым массам ходить в церковь и уважали более глубокие знания «буржуазных специалистов», то есть интеллигенции. Они хотели больше «классовой борьбы», как во время Гражданской войны, чтобы можно было показать священникам, торговцам, кулакам и буржуазии, кто теперь главный. Надежда на возвращение к нормальной жизни была тем, чего большевики боялись: они назвали это Термидором и во второй половине 1920-x годов очень беспокоились о том, не появились ли признаки революционного «вырождения». Троцкий, издеваясь над Сталиным, говорил, что тот стремится стать термидорианцем, но он ошибался. Роль, к которой Сталин явно стремился, была той же, что и у Троцкого: Робеспьера русской революции.
Партия большевиков называла себя рабочей партией, но в 1920-е годы она к тому же была партией ветеранов Гражданской войны. Для значительной части членов партии, которые воевали или служили политическими комиссарами в Красной армии, Гражданская война была большим формирующим и связующим опытом. Она была источником культуры мачо в партии, которая воспринималась как братство закаленных ветеранов-мужчин, любивших совместно выпить и покурить, все еще носивших в повседневной жизни военную форму с ремнем, гимнастеркой и высокими сапогами. Сталинская команда разделяла эту культуру и в 1920-x годах одевалась именно так. Большинство из них были на фронтах во время Гражданской войны и часто общались друг с другом, когда служили вместе.
Новая готовность применять силу против врагов, даже удовольствие от этого, стали заметны в поведении сталинской команды после поражения левой оппозиции. В первые месяцы 1928 года под удар попали две категории классовых врагов. Первыми были кулаки, которые, как предполагалось, прятали зерно, необходимое для питания городов и армии. Несмотря на хороший урожай осенью 1927 года, поступления крестьянского зерна упали намного ниже ожидаемого. Ответом со стороны руководства могло бы стать повышение цен для стимулирования крестьян, чтобы они могли поставлять свое зерно на рынок, но в то время, когда государство планировало сделать крупные инвестиции в промышленность, это было непривлекательным вариантом. Сталин придумал другое решение. В одном из редких путешествий за пределы столицы весной 1928 года Сталин посетил Сибирь и сделал вывод, что поставки упали не потому, что производители ждали лучшей цены, а потому, что плохие крестьяне (кулаки) специально прятали зерно в целях саботажа против советской власти.
