Книга За глупость платят дважды - Саша Фишер

пепельницу и закурил. — Но после этой истории у всех остальных Гогенцолленов начались одни сплошные проблемы. С одной стороны, все вроде бы скрыли. Приют закрыли по какому-то очень пристойному поводу, список клиентов этого притона, кажется, так и остался в тайне, тут Гогенцоллен вроде как удержал марку и спас от расстрела и опалы не один десяток приличных людей, но слухи поползли, понимаешь?

— Понимаю, — Шпатц кивнул. — В Сеймсвилле такое обязательно сделали бы достоянием общественности. В газетах бы тему мусолили, подозреваю, не один год. Хотя там за мужеложство не расстреливают. Просто не очень одобряют.

— Шварцланд другое дело, — Крамм выпустил несколько дымных колечек. — Если бы Гогенцоллен оказался бы в центре политического заговора или, хотя бы, контрабандой занимался, то его обязательно бы громко и публично заклеймили. Но такой вот непристойный скандал считается... В общем, про такое не принято писать в прессе. Даже всякие запрещенные листки бы не решились предавать это огласке.

— Хм, мне казалось, такие газетенки должны любить всякие скандалы... — задумчиво проговорил Шпатц, вспоминая почему-то Беннингсена. — Неужели нагнали такой секретности, что даже протестные правдорубы испугались?

— Да нет, не в этом дело, — Крамм махнул рукой. — Вся эта тайная пресса — компания насквозь политизированная. Они спят и видят себя вершителями судеб и рубителями правды. Только эта правда обычно касается гражданских свобод и громких политических заявлений. А тут какие-то мужеложцы... Боюсь, что вся наша запрещенная пресса во главе в Лангерманом тогда просто сделала вид, что вообще ничего об этой истории не знала. Хотя мимо них скандал точно не прошел.

Шпатц хмыкнул, допил шерри и встал. Критически осмотрел себя в зеркале. Да уж, ночь, проведенная в сырой камере, не прошла бесследно для костюма. Мятый, покрыт пятнами, рукав надорван, на скуле наливается синяк, не очень большой, но вполне заметный.

— Да уж, сейчас я представляю собой просто образцового аристократа, — пробормотал он себе под нос. — Знаете, герр Крамм, я вдруг подумал... А откуда этот местный Гогенцоллен вообще узнал, что я здесь? Мы вышли от фрау Бенедикты и пришли в гостиницу, нигде не задерживаясь. Даже если она немедленно схватила телефонную трубку и сообщила своему брату, или кем он там ей приходится, что в Аренберги прибыл настоящий Фогельзанг, то он никак не мог бы успеть написать письмо и доставить его портье.

— А он и не знал, что ты Фогельзанг, — Крамм тоже встал и подошел к зеркалу. Его вид был еще хуже — рукав пиджака в чем-то измазан, на штанине зияет здоровенная прореха, пара пуговиц на рубашке оторвана. — Перечитай еще раз, как составлено письмо. Если бы это фрау Бенедикта ему сказала, то он бы точно знал, как тебя зовут. Это кто-то другой.

Шпатц и Крамм посмотрели друг на друга.

— Таксист, — сказали они хором и рассмеялись.

— Точно, — Шпатц снял пиджак и бросил его на спинку кресла. — Он еще говорил, что фанат Адлера, а я ему не стал представляться. Надо будет сказать доктору пакт Готтесанбитерсдорфу, чтобы он больше не пользовался его услугами.

— Вряд ли доктор вообще о нем знает, — Крамм вздохнул и провел рукой по безвозвратно испорченным брюкам. — Думаю, это та вздорная фройляйн. Или фрау...

— В любом случае, надо довести до сведения, что кто-то много болтает, — Шпатц понял, что спать ему уже совершенно не хочется.

— Это значит, что мы игнорируем приглашение Гогенцоллена? — Крамм подошел к столу и снова взял листок, исписанный идеально ровным почерком.

— Знаете, герр Крамм, — Шпатц усмехнулся. — Была у меня такая мысль после вашего рассказаа. Но по здравому размышлению я пришел к выводу, что нам следует пойти.

— Ммм, целых две минуты здравого размышления! — Крамм иронично приподнял бровь. — Уверен, тебе просто хочется использовать это как повод затащить меня в магазин одежды.

— Можно подумать, у нас без этого не было повода туда зайти, — Шпатц вздохнул и снова посмотрел в зеркало. — Надо спросить у портье насчет прачечной.

— Боюсь, что мои брюки прачечная уже не спасет, — Крамм криво усмехнулся.

— На самом деле, дело, конечно же, не в брюках, — лицо Шпатца стало серьезным. — И не в моем желании прикупить себе еще один костюм от «Хиккер и Кош». Наша первая попытка внедриться в подпольный Аренберги только что потерпела сокрушительное фиаско. Значит нам нужна вторая. И это вот письмо, — Шпатц задумчиво взял его из рук Крамма, — неплохой вариант. Особенно с учетом вашей истории. Будь Гогенцоллены семьей с безупречной репутацией, это было бы скучно и, скорее всего, бесполезно. А раз им приходится прилагать усилия, чтобы удержаться в высшем свете, значит они откуда-то берут на это деньги. Как мы с вами знаем, большие деньги всегда ходят рука об руку с каким-нибудь криминалом. Значит...

— Да ладно, герр Шпатц, не оправдывайтесь, — Крамм засмеялся. — Неужели вы считаете, что я решу, что вы сменили свое мнение, едва узнав про бордель для мужеложцев?

— Кстати, не вижу смысла тянуть, — Шпатц подошел к телефонному аппарату и снял трубку. — Доброе утро, милая фройляйн! Будьте так любезны, соедините меня с номером 12-МШ-111. Да, разумеется знаю. Я хочу поговорить с герром Ансгардом пакт Гогенцолленом. Если подойдет не он, я тоже готов разговаривать. Нет, я представлюсь сам. Благодарю, ожидаю!

— Сейчас же только рассвело, герр Шпатц, — Крамм отодвинул штору и выглянул на улицу. В окно пробились первые розово-золотистые лучи. — Не очень вежливо заставлять людей просыпаться в такую рань.

— Я же вервант, герр Крамм, — Шпатц капризно дернул плечом. — Настоящий Фогельзанг. Эксцентричный и эгоистичный. В конце концов это он желает, чтобы я был украшением его приема... О, ответили! Доброе утро герр пакт Гогенцоллен. Мое имя Шпатц штамм Фогельзанг. Я прошу прощения, если мой звонок разбудил вас, но я только пересек порог моего номера и не смог удержаться от немедленного звонка.

— Фогельзанг? — сонность немедленно пропала из голоса ответившего с той стороны человека. — Проклятье. Прошу прощения за тон, вы не представляете, как я рад вас слышать! Я, конечно, лелеял надежду, но...

— Да-да, я тоже очень рад, — голос Шпатца стал капризным и развязным. — Я хотел бы нанести вам визит сегодня вечером. Для начала, неофициальный. Вы готовы меня