Книга За глупость платят дважды - Саша Фишер

украсить ваш досуг в нашем, как вы наверное уже смогли заметить, довольно скучном городе. С превеликим уважением и нетерпением жду вашего ответа любым из доступных способов.

Ансгард пакт Гогенцоллен,

Маритимштрассе, 114,

Номер телефона 12-МШ-111».

Шпатц положил листок на стол и посмотрел на Крамма.

— Гогенцоллен, хм... — анвальт уселся в кресло и потянулся за портсигаром. — То-то мне показалось знакомым имя той чрезвычайно въедливой фрау...

— Вы его знаете, герр Крамм? — Шпатц вопросительно изогнул бровь и открыл резную дверцу шкафчика рядом с окном.

— Не то, чтобы лично знаю... — Крамм усмехнулся. — Скорее слухи и сплетни о связанном с этой семьей скандале.

— Теперь я весь внимание, герр Крамм! — Шпатц выставил на стол две рюмки и бутылку шерри. — Вообще-то я думал, что после бессонной ночи нам бы неплохо лечь спать, но сейчас это желание пропало.

— Сразу предупреждаю, что в правдивости истории я совершенно не уверен, потому что мой источник информации далек от компетентного и беспристрастного, — Крамм кивнул в ответ на вопросительный взгляд Шпатца, и тот наполнил обе рюмки. Руки явственно подрагивали, что, впрочем, было неудивительно. — Семейство довольно обширное, там множество всяких троюродных-четвероюродных братьев и сестер, иногда кажется, что у них в каждом городе есть гнездо. В принципе, верштагам не запрещено раздавать приставку «пакт» вместе со своей фамилией хоть первому встречному с улицы, но обычно этим не злоупотребляют, иначе смотреть на семью начинают косо и перестают приглашать на приличные мероприятия.

— То есть, этот Гогенцоллен может «в девичестве» был каким-нибудь Хрюффлингом, потом подкопил денег, сделал взнос и стал гордым аристократом? — Шпатц сделал маленький глоток шерри.

— Не исключено, но необязательно, — Крамм взял свою рюмку за тонкую хрустальную ножку. — На самом деле их никто ни разу не уличил в бесконтрольном раздавании фамилии. Кажется, три поколения назад там просто был один дед, помешанный на пристраивании своих многочисленных потомков. Прямо рекордсменом был, семнадцать или восемнадцать детей у него было от официальных трех жен. И еще штук пять признанных бастардов. Но скандал был не в этом и произошел он в билегебенской ветке Гогенцолленов. Не помню, как звали главного фигуранта, это все-таки было вне сферы моих интересов.

— Так в чем же был скандал? — Шпатц сел на кресло напротив Крамма.

— А, ну да, — Крамм сделал глоток шерри и усмехнулся. — В общем, тот Гогенцоллен был очень благодетельный и благотворительный. Он давал денег приютам сирот, меценатствовал и устраивал разные громкие акции, чтобы показать, какой он добрый. В какой-то момент он решил, что мало просто давать денег другим приютам, и учредил свой. Для мальчиков. Ну, точнее, наверное, для юношей. Он специально объезжал арбейтсхаузы, чтобы находить одаренных ребят тяжелой судьбы, забирал их к себе и давал еду, жилье, одежду и образование. Воспитывал и всячески готовил к жизни. Во всяком случае именно так это все подавалось. Об этом писали любили писать в газетах, публиковали фотокарточки благовоспитанных, хорошо причесанных и одетых юношей в компании с этим самым Гогенцолленом. В общем — идеальная картина. Все счастливы. Но был один нюанс. На самом деле его приют имел совсем другое назначение. Это был такой высококлассный и великосветский бордель для мужеложцев. Порочным страстям подвержены все слои общества, даже под угрозой расстрела. Вот герр пакт Гогенцоллен и взял на себя смелость удовлетворить таковую для вервантов и верштагов. Стоили его услуги очень дорого, попасть в число клиентов можно было только по железной рекомендации, имена ценителей свежих юношеских прелестей держались в строжайшей тайне. И все шло хорошо. Днем и напоказ это был благопристойный приют с воспитанными мальчиками, а по ночам за закрытыми дверями там все превращалось в пошлейший разврат самого высокого пошиба.

— Хм... — Шпат допил шерри, поставил рюмку на стол и не стал наливать себе новую порцию. — А как давно это было?

— Лет пять или шесть назад, — Крамм сделал еще глоточек шерри и продолжил. — Собственно, сам по себе бордель Гогенцоллена скандалом не был. Про него знали или подозревали, но как-то привыкли и закрывали глаза. Продолжали писать в газетах о талантливых мальчиках, которым в этом замечательном месте дают отличное образование и готовят для страны великолепных специалистов. Статьи эти были настолько проникновенные, что однажды это дошло до твоего дяди Хагана штамм Фогельзанга. Как возглавляющий министерство образования и воспитания, он не мог пропустить такой пример гражданской самосознательности и решил нанести визит в знаменитое заведение. Или там кто-то что-то напутал, или визит был неожиданным, или все это случилось, потому что у Гогенцоллена нашлись очень злые недоброжелатели, но герр Хаган со свитой оказался не в той версии этого прекрасного заведения. Понимаешь, о чем я говорю герр Шпатц? — Крамм подмигнул.

— Боюсь, что понимаю, но продолжайте! — Шпатц хлопнул ладонями по коленям, едва сдерживая смех.

— Так вот, — Крамм сделал значительное и серьезное лицо. — Распахиваются двери благопристойного приюта, входит герр Хаган во всем блеске и с орденами, с ним еще компания вервантов самого высокого полета. А в зале на белом рояле играет юноша, одетый только в вульгарный макияж и украшения, еще трое мальчиков умащают свои упругие тела ароматными маслами, сопровождая этот процесс страстными вздохами и возгласами, а остальные воспитанники, одетые в чулки, перьевые боа и кокетливые шляпки, жеманно ждут своих возлюбленных папиков, выстроившись у облицованной мрамором стены.

Шпатц не выдержал и расхохотался. И даже снова потянулся за бутылкой шерри, хотя больше не собирался сегодня пить. По крайней мере до тех пор, пока они не позавтракают.

— Должно быть, шумиха была просто до небес? — Шпатц налил половину рюмки и поставил бутылку.

— На самом деле нет, — Крамм развел руками. — Историю довольно быстро замяли, приют закрыли, куда дели того Гогенцоллена — неизвестно. Возможно расстреляли по-тихому, а может сослали в какую-нибудь глухомань.

— Например, в Аренберги? — Шпатц криво усмехнулся.

— Не исключено, но тут уж точно ничего сказать не могу, — Крамм придвинул к себе