Книга И был вечер, и было утро… - Игорь Анатольевич Безрук

невольном порыве Рогов стал сильнее прижимать ее к себе, но не грубо, — мягко, осторожно. И она, будто и сама войдя в такое же душевное состояние, легко подалась к нему, крепче обхватила и положила голову на его грудь. У Рогова будто мурашки пробежали по телу. Он окунулся в волосы Риты, вдохнул тонкий душистый аромат их и почувствовал, как отрывается от земли. Ему хотелось говорить и хотелось молчать, хотелось сильно сжимать ее и отпускать. И больше всего он сейчас боялся, что это крохотное эфемерное создание исчезнет навсегда, лишь только он разомкнет объятья.

Но Рита не стремилась от него убежать. Её так же, как и его, захватила волна сладкого желания. Рогов почувствовал, что и она затрепетала мелкой неудержной дрожью, и вскоре их обоих охватило такое сильное желание, что не было сил противиться ему. В этой теплой волне было что-то стремительное, властное и головокружительное, в чем им хотелось забыться и забыть всё: ей — ее страдания, несуразную жизнь, и то бегство, и тех людей, что, может, и не ждали больше, но все равно от своего не отступятся; ему — свое бестолковое существование, мытарства, лавинообразно нарастающую неудовлетворенность сущим, и этот нелепый вечер, и даже самого себя.

Они стали неистово целоваться, стискивая друг друга до боли и задыхаясь. Рита гладила его щеки, запускала в волосы тонкие трепетные пальцы, то отрываясь, то снова пылко прижимаясь к нему, шепча какие-то бессвязные, не относящиеся к нему совершенно слова, и до крови кусая его губы.

Всё завертелось, как в хмельном угаре: ночь, одинокий фонарь за окном, их, ставшее на миг совместным отчаяние и бурное желание погасить его страстью.

7

Ночью Роман спал плохо, то и дело просыпался, долго смотрел то в темноту, то на Риту, тревожно ворочающуюся во сне. Кошмары прошедшего дня настигали ее даже там, но тут уж Рогов был бессилен что-либо сделать. Все, что он мог, так только прикрыть девушку одеялом или погладить тихо по плечу.

В темноте время будто остановилось, тишина словно породнилась с ней. Рогов в который раз прокручивал, как в кино, кадры своей жизни. Бесспорно, он находился сейчас на перепутье, замер у какой-то значимой черты, за которой должно начаться что-то другое. Он надеялся — лучшее. Что его теперешнее существование: серость будней, предсказуемость событий, однообразие бытия, постность чувств. Ровно жил, ровно и помер. Рогов так не хотел, но и смелости изменить что-то в своей жизни радикально, как оказалось, тоже не имел. Где растерял ее? На каком этапе? Почему сдался? Стал стареть? Роман не мог найти однозначного ответа. Может быть, неожиданно ворвавшаяся в его устоявшуюся жизнь Рита станет ответом на все вопросы? Может быть, ему хватит играть с жизнью в прятки? Вернуться к прежней ясности чувств и желаний? Из тени в свет перебегая…

Что его сдерживает? Разве он окончательно окостенел? Превратился в питекантропа? Его же творчество не иссякает, в нем он по-прежнему чувствует силу и радость. Что тогда? Жизнь перестала быть для него реальностью? Как будто нет. Рогов терялся. Проснувшись, смотрел на спящую возле него Риту и думал, зачем Судьба преподнесла ему такой сюрприз? Давала понять, что надо что-то менять в жизни? Он ведь ничего толкового еще не совершил, даже сам с собой не всегда был честен. И вот в его квартиру ворвалась Рита, заставила его задуматься, переоценить прошлое, — для чего? Ответов Рогов не находил. И снова засыпал, и снова просыпался и долго мучительно смотрел во тьму, все еще не веря, что рядом с ним, может быть, тихо посапывает его Судьба.

Рассвет наступил непередаваемо быстро. С ним в окна, казалось, просочилась и старая тревога. Ночь не дала им освобождения. Это понимал и Рогов, и Рита. Она и не сблизила их. Даже одевались они молча и порознь. Рогов наскоро натянул брюки и рубашку и торопливо выскочил в кухню. Рита собиралась не спеша, долго не показываясь из спальни.

Рогов поставил на газовую плиту чайник, потом прошел в гостиную. Вскоре там появилась и Рита.

— Кошмарная ночь, — сказал ей Рогов. — Сколько всего за один день. Как ты себя чувствуешь?

— Как разбитая ваза. — Рита села на диван и плотнее укуталась в полушубок. Её немного знобило.

— Еще накануне вечером верила, что всё позади, сегодня уже так не думаю. Вчерашнее будто вернулось вновь, и я только и думаю о том, как мне от вас выйти. Как вы думаете, они ушли?

— Не знаю. — Рогов подошел к окну, выглянул во двор. Со второго этажа виднелся только козырек подъезда, но ее преследователи могли ждать и внутри.

— Может, спуститься, посмотреть? — предложил Рогов.

— Слишком подозрительно.

— Захвачу с собой ведро с мусором.

— В пять утра?

— А что: у меня, может, бессонница. Кому какое дело, когда я выношу мусор!

— У вас еще хватает сил шутить. По-моему, это глупо, на вас же всё написано.

— Что на мне написано? — подошел Роман к зеркалу и посмотрел на себя. Оттуда на него глянуло измученное щетинистое лицо. Ну и видок.

— Ты, я смотрю, окончательно решила уйти, — повернулся он снова к Рите. — Может, всё-таки останешься? Если хочешь, оставайся.

— Это невозможно. — Рита была категорична. — Я уйду, — сказала она. — Мне не по себе, я чувствую себя здесь неуютно. Пусть только сильнее рассветет, днем мне не так страшно.

— Мы еще увидимся? — посмотрел на нее Рогов, хотя прекрасно знал ответ.

— Нет. Зачем?

Это «зачем» как-то сразу обессилило его. Раньше, будучи моложе, он только и мечтал о таких вот отношениях между мужчиной и женщиной, когда никто ни от кого ничего не требует. Теперь же, с годами, все реже и реже ему хотелось быть безответственным в душевных симпатиях. Но что он мог сделать в данном случае? Оставить ее у себя или ходить к ней на свидания и кормить, как школьник, мороженым, потом провожать в общежитие (или куда там еще)? Нет, это уже, к сожалению, не для его возраста. Какой он, однако, стал инертный!

Рогов рассеянно перевел взгляд на окно и неожиданно поймал себя на мысли, что думает о чем-то другом,