Книга И был вечер, и было утро… - Игорь Анатольевич Безрук

Игорь Анатольевич Безрук

И был вечер, и было утро…

1

Поздний март. Вечер. Один из тех обычных вечеров каждого четверга, когда к Рогову приходит его близкая подруга Марта. В этот вечер он откладывает все свои насущные дела, оставляет в покое любимые книги и включает телевизор, потому что Марта обожает телевизор. Она готова смотреть его день и ночь, и вечер в четверг не может быть тому исключением. Разве что на каких-нибудь полчаса, иногда чуть больше. Иногда.

Надо сказать, Марта — женщина серьезная, обстоятельная, в некоторой степени даже эмансипированная. Рогову порой кажется, что их соединяет её необузданное желание опекать и его неприятие дискомфорта. Рогову уютно с ней. Он привык, что в четверг она непременно придет, они сытно поужинают (потому что Марта вопреки общепринятому мнению не может без сытного ужина), потом на диване он приляжет к ней головой на теплые колени, а она, надев очки в тонкой позолоченной оправе, будет пытливо вглядываться в свой любимый сериал, перебирать его непослушные волосы и между пустыми репликами непримечательных актеров негромко рассказывать о прошедшей неделе, о своих закадычных подругах и поднадоевших сослуживцах по институту. И хотя Рогов, по рассказам, знает всех ее коллег и знакомых наперечет, это не мешает ему снова и снова выслушивать старые анекдоты и свежие сплетни из мира Марты. Он даже находит в них некоторое удовольствие, следя за развитием отдельных интриг и интрижек.

Но иногда, глядя снизу на её пухлые щеки, заметно наливающийся подбородок, сузившиеся до маленьких точек глаза без очков, Рогов ловит себя на грешной мысли, что Марта совсем не из того типа женщин, которые его привлекают и особенно волнуют. Но в тот день, когда они познакомились на литературном вечере в её институте, Марта обратила на себя внимание своим каким-то неженским чутьем жизни, которое теперь властно распространяется и на него, и отчего он, человек, склонный более к свободе и жажде пространства, вдруг рядом с ней ощутил какую-то необъяснимую сладостную потребность отвлекаться от своего упорства и борьбы за существование, подчиняться неудержимой силе, скрытой в Марте, и забывать о том, кто он есть и чего хочет, и вот так тихо и безмятежно лежать на её мягких округлых коленях, молчать и забывать про всё, что происходит за стенами, что с видимостью порядка носится и бесится, строится и рушится, рождается и умирает.

Постепенно беззаботные вечера в четверг стали неотъемлемой частью существования Рогова. Так же, как и Марта, и сытный ужин, и обязательный совместный просмотр телепередач, её тихий вкрадчивый голос и нежное, ласковое прикосновение теплых чувствительных пальцев к его волосам.

Однако вместе с этим — особенно в последнее время — он нет-нет, да и замечает в себе неясные оттенки раздражения. То ли его начинает угнетать еженедельная обязанность, то ли он (на всё воля Божья) душевно охладевает к Марте, то ли совсем окостеневает и замыкается в себе, превращаясь в подобие речного моллюска, скрытого от всего мира в непроницаемой раковине.

А сегодня ему вдобавок приснился странный сон, в котором он до изнеможения бродил по странному забытому городу женщин Поля Дельво. Рогов понимал, что этот сон навеян его последним увлечением творчеством бельгийского сорреалиста, о котором он решил написать небольшое эссе, впечатленный одной из картин художника, случайно попавшей ему на глаза. Во сне он шел по безмолвным улицам, загроможденным домами разных стилей и разных эпох. Греческий храм с вычурными ионийскими колонами соседствовал в нем с романскими постройками, с открытых веранд одноэтажных коробок виднелись вдали римские портики, а чуть в стороне — конструктивистский вокзал из стекла и железа. Войдя в один дом, Рогов попадал в плотное окружение салонной обстановки начала двадцатого века; заглянув в другой — мог наткнуться на тяжелые гобелены средневековья и голые едва освещенные каменные стены. Но не это оставило в нем горький осадок по пробуждению, а ощущение пустоты в душе и одиночества.

Улицы были заполнены десятками застывших в ожидании женщин. Женщины стояли на дороге, сидели возле каждого дома, на каждой террасе, но ни одна из них не обращала на Рогова внимания. Так, будто он совсем не существовал для них или был невидим. Рогов останавливался возле одной группы женщин, переходил к другой, замирал у третьей — один и тот же результат. Его словно тут и нет.

— Простите, — пытался он заговорить с кем-нибудь, но и голос его оказывался неслышным. Женщины только недоуменно поворачивали голову и прислушивались, как будто легкий ветерок из-за угла доносил до них слабый отголосок какого-то звука. От этого у Рогова появлялось еще более сильное ощущение потерянности, постепенно перераставшей в отчаяние. Чем дольше он бродил по городу, тем острее оно становилось. Накатывала даже злоба. Так и хотелось схватить кого-нибудь из женщин за локоть и хорошенько тряхнуть — «Вы что, совсем ослепли и оглохли в своей неподвижности!»

Горький осадок остался у Рогова по пробуждению. Он связывал его все с тем же приступом депрессии. И он благодарен Марте за то, что она, улавливая уже, быть может, его настроение, все еще не спешит обрушится на него ураганом вопросов и выяснений, и все также регулярно продолжает приходить к нему каждую неделю, каждый вечер в четверг вот уже столько лет.

Только сейчас скоро половина восьмого, а её, на удивление, все нет и нет. Обычно в семь вечера как штык на пороге. Хоть часы сверяй. А в этот раз, может, задержалась где? Хотя могла и позвонить, предупредить. Бывало ведь однажды: у них на работе случился аврал, оставались всем отделом. И все равно приехала. Позже, но приехала: четверг дело святое.

Рогов места себе не находил. Хуже всего, когда надежды твои и ожидания не сбываются. Но вот звонок в дверь и тут же лихорадочная негромкая дробь кулаком. Рогов удивился. Кто это может быть? Вряд ли Марта. Она бы никогда не позволила себе так стучать. Это ниже её достоинства.

Рогов пошел открывать. Открыл и едва не оказался сметенным бурной волной настойчивости. В секунду девушка, которой он отворил, заскочила в его квартиру и тут же щелкнула замком. Она была взбудоражена, взлохмачена и, как ему показалось, сильно напугана.