Книга Рассказы змеелова - Василий Иванович Шаталов

class="p1">Поравнявшись со мной, он спешился, подбежал к большой куче камней и со всей силой метнул в нее половинкой кирпича. Мне показалось, что туркмен обнаружил змею и пытается ее убить. Я бросился к нему и закричал:

— Стой! Не убивай! Я поймаю ее!..

Но тот, не обращая на меня внимания, подбежал к другой куче камней, на другой стороне дороги, и с прежней яростью метнул в нее уже чуть ли не целым кирпичом.

Я ринулся туда, ко второй груде камней, но змей и там не было. «Так в чем же дело? Почему так темпераментно ведет себя этот незнакомец?» — подумал я.

Я подошел к нему и, указывая на груду кирпичных обломков, спросил:

— Там — змея? Да?

В ответ незнакомец решительно затряс головой, отчего вздрогнули и зашевелились кудряшки на его папахе.

— Йок, йок. Нет, нет! — сказал он тоном, не терпящим возражения. — Там зимья нет. Там — женьчинь. Плохой, плохой!..

«Плохой женьчинь». А, может, это женьшень? Но причем тут женьшень да еще плохой» — стоял я и мысленно старался разобраться в значении слова «женьчинь». Но как ни бился, ничего у меня не вышло. Тогда за разъяснением я обратился к незнакомцу. И для него такая задача оказалась не из легких. По-русски он понимал не лучше, чем я по-туркменски.

И все же «общий язык» мы нашли. В основном он состоял из мимики и энергичных жестов, каких-то первобытных выкриков и бессвязных словосочетаний. Однако даже с помощью такого «языка» мы разобрались во всем до конца. Как я понял, мне была рассказана легенда о шахской дочери — печальная легенда о любви и преступлении.

С чувством исполненного долга незнакомец сел на своею ослика, попрощался со мной и затрусил на юг, в сторону Байрам-Али. А я еще долго стоял в раздумье между двумя грудами камней, вспоминая только что услышанный рассказ…

И вдруг та местность, которую я только что видел: пустующее пространство между крепостными стенами, мавзолей, груды битого кирпича, тишина, обнимавшая безлюдную степь — исчезла. Вместо этого поднялась новая крепость — твердыня, застроенная глиняными хижинами ремесленников, добротными домами торговцев и чиновников, каменными дворцами военной и феодальной знати, соборной мечетью с высоким стрельчатым входом, сверкавшей яркой лазурью куполов. Прямой, как перст, минарет, украшенный разноцветными изразцами, высоко уходил в небо.

Вдоль узких кривых улиц, по арыкам струилась вода. Деревья шелковиц смыкали над ней свои густые кроны.

Город был полон муравьиной суетой. Куда-то спешили нищие, калеки, чиновники, богачи. Ехали конные, запряженные в арбы ослы. Кое-где в ремесленных мастерских слышались удары молота о наковальню, пахло углем и железной окалиной. Перед харчевнями дымились узкие жаровни, на которых с треском и шипеньем жарился бараний шашлык. Густой синий чад, разносившийся отсюда, вызывал у прохожих неукротимый аппетит.

В центре города красочно пестрела людьми и товарами базарная площадь, с утра до вечера гудевшая, как улей.

Широким зеленым кольцом вокруг города обвивалось его предместье. Здесь в глинобитных домишках ютились те, кто выращивал хлеб, фрукты, виноград, овощи. Там же, находились караван-сараи, склады для купеческих товаров и воинские казармы.

…Вот в сопровождении отряда воинов-лучников проехал к северным воротам начальник городской стражи, родственник шаха, молчаливый и грозный Ислам-бек. На нем были дорогой малиновый халат в полоску, кривая сабля и белоснежная чалма. Миновав мост, перекинутый через глубокий ров, Ислам-бек свернул налево и направился к караван-сараю.

В это же время со стороны пустыни показался караван верблюдов, нагруженных тяжелыми тюками товаров. Вот уже явственно стали доноситься звуки медного колокольца, висевшего на шее переднего верблюда. С обеих сторон каравана, придерживая горячих коней, ехала охрана. На удобных мягких седлах, покачиваясь в такт размеренным шагам дромадеров, восседали усталые купцы.

Верблюды вошли на просторный двор караван-сарая и медленно, один за другим, опустились на землю.

Сюда же въехали и лучники Ислам-бека. Начальник стражи, желая выяснить, кто же хозяин каравана, внимательно изучал прибывших. Один из них, одетый лучше других, седой, бородатый, но с молодыми горячими глазами, сойдя с верблюжьего седла, неторопливо направился в сторону конного отряда. Ислам-бек тоже спешился. Не доходя до него двух или трех шагов, старик остановился, приложил правую руку к груди, поклонился и торжественно произнес:

— Высокочтимый бек! От всего сердца тебя приветствует и желает вечного благоденствия неутомимый странник и скромный купец из Бухары Гусейн ибн Новбари, ибн Сахиб, ибн Ахмад, ибн Гифари, иби Джамал.

И снова — поклон.

— Да сопутствует успех и помощь аллаха вашему благородному делу, почтенный Гусейн Новбари, — ответил на приветствие купца Ислам-бек. — Добро пожаловать в наш город. Благополучно ли добрались до наших владений? Не чинил ли кто злых препятствий и неудобств в нелегком пути?

— Слава аллаху! Все было хорошо, — поклонился, купец.

Ислам-бека поразили его глаза: такие хитрые и острые… прямо насквозь прокалывают.

«Наверно, плут большой и мошенник», — подумал о нем начальник стражи. А вслух сказал:

— В добром ли здоровье вы и ваши спутники, почтенный купец?

— Все мы здоровы, дорогой бек. Но отдохнуть не мешало бы…

— Правильно. Отдохнуть надо, — посоветовал бек. — Кстати, вы, Гусейн Новбари, будете моим личным гостем и будете жить в моем доме на правах личного друга. Отдельные покои для вас уже отведены.

— О! Великодушный бек, — воздел руки взволнованный купец. — От всей души благодарю вас! Да сохранит вас аллах на долгие годы!

Сделав небольшую паузу купец сказал:

— А теперь, уважаемый бек, позвольте обратиться к вам с просьбой. Распорядитесь, пожалуйста, к вечеру прислать сюда ваших людей вон за тем верблюдом. Там мы припасли подарки для вас и нашего покровителя — всемогущего шаха.

Суровое лицо бека слегка посветлело. «А он, видать, ничего, этот хитрец. Щедрый», — подумал он о купце, сунул ногу в стремя и легко вскинул свое тело в седло гнедого иноходца.

— Мы тоже в долгу не останемся, — сказал он купцу перед тем, как тронуться в путь. — Мы сделаем все, чтобы пошлина на ваши товары была самой скромной.

В тот же день с купеческим караваном Гусейна Новбари в чужую столицу прибыл странствующий монах — дервиш. Это был молодой красивый человек с лицом открытым и загорелым, оживленным блеском больших карих глаз и очень белых ровных зубов. Скромное, но весьма чистое одеяние монаха составляли голубая чалма, темно-серые узкие брюки, белая рубашка, поверх которой был надет коричневый жилет. На левом боку, на медной цепочке дервиш носил большую экзотическую раковину, покрытую черным лаком и предназначенную для подаяний.

Когда начальник стражи уехал, купец и дервиш зашли в свободную комнату для гостей.

— Ты пока поживешь здесь, — сказал дервишу Гусейн Новбари. — А потом постарайся перебраться в город.