Книга Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая - Ципора Кохави-Рейни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А пока, в романе Наоми, Феликс все еще юноша, питающийся чистейшими водами грёз юности. Он обладал силой убеждения и логики, умением серьезно, и четко анализировать.
Юные бунтовщики сбегали из замкнутой общины в ближайший город и в трактире заказывали блюда из свинины. Пиршество заканчивалось расстройством желудка…
Когда до прусского городка дошла весть о смерти Теодора Герцля, обычно сдержанный и расчетливый Феликс бросился к лесному озеру, чтобы там оплакать смерть провозвестника еврейского государства. Тогда его старший брат Мартин, который еще не присоединился к сионистской группе, сказал: «Если Феликс по-настоящему оплакивает смерть Теодора Герцля, значит есть что-то истинное в сионизме».
В университете южногерманского города Фрейбурга Феликс увлек сионистскими идеями одного из будущих лидеров, Курта Блюменфельда.
Год 1905. Идет подготовка к седьмому Сионистскому конгрессу.
Этот конгресс, первый без Теодора Герцля, прошел под знаком Уганды. Там планировали создать убежище для спасения преследуемых в погромах евреев царской России. Макс Нордау говорит об Уганде, как «ночном убежище «. Не было никакой возможности создать «дневное убежище» в стране праотцев. Не видно было никакого пути для реализации государственного сионизма, который виделся прекрасной, но неосуществимой утопией.
Студент юридического факультета Феликс Розенблит впервые участвовал в сионистском конгрессе. Не как делегат, а как один из обслуживающих конгресс. Он был очень взволнован речью Макса Нордау, посвященной внезапной смерти Теодора Герцля, но категорически не согласился с угандийским проектом. Феликс верил лишь в одно убежище для евреев – на родине праотцев.
Наоми вспоминает встречу Гейнца с господином Гиршем. Гирш решил продать все акции и ликвидировать процветающую фабрику. Господин Гирш советует Гейнцу немедленно поступить также и вывезти из Германии все ценное.
Ценности и валюта, которые Гейнц вывез в швейцарские банки, помогли семье бежать в Аргентину после прихода Гитлера к власти.
– Господин Леви, я не полагаю. Я знаю. Намерения ведущих деловых людей Германии я отлично знаю. Быть может, и появится у нас большой государственный муж, который докажет свою силу и будет крепко стоять против намерений магнатов. Но так как в данный момент я не вижу такого мужа, которому верю, то я верю намерениям деловых людей, которые, кстати, их и не скрывают.
– Но ведь правительство канцлера стоит крепко, господин Штерн. Или вы полагаете, что у Гитлера есть шанс выиграть на ближайших выборах?
– Выиграет, не выиграет, не столь важно. Более сильные правительства, чем правительство канцлера Брюнинга потерпели провал из-за всяческих интриг.
Пинхас Розен и сионисты трезво оценивали настоящее и будущее Германии. Ее же отец и его товарищи верили в прогрессивную Германию и посмеивались над сионистами. Пророчество Герцля вызывало шутки в доме. Отец, дед, их друзья и компаньоны, отбрасывали, как оскорбление, пророчества сионизма о приближающейся катастрофе. Проявления антисемитизма в двадцатые годы двадцатого века, которые усилились в тридцатые годы, не убедили их, что катастрофа стоит на пороге. Этот период минет, говорили они, в истории мы уже встречались с таким.
Отец завещал перевезти младших детей в Швейцарию, Англию, или Америку, но даже его мудрость и опыт не могли представить размах Катастрофы. Он не завещал детям продать все семейные богатства и бежать из Германии. Слабость и недальновидность отца не дают ей покоя. Евреи держится за иллюзии и отрицает реальность.
…Наконец молодой человек уяснил то, чего не мог понять его отец. Со щемящим сердцем он смотрит в лицо Гейнца: «Как жаль, юноша, что таким образом пришла к вам весть о вашем долге. Вы шокированы. Вы поняли, что капитал ваш в опасности. Но вас не шокирует душевный капитал, который давно рушится. Много поколений трудилось, чтобы обрести этот капитал. Не так бы я хотел, чтобы вы уяснили себе ваше положение. Дискуссию, которую я начал с вашим отцом, юноша, я хотел продолжить с вами, привести вас через эту дискуссию к самостоятельному национальному сознанию, к тому национальному ядру, которое в вас, юноша».
Возвращение в Германию это возвращение к местам детства. Наоми идет в гости к дочери поварихи семьи Френкелей Эмми. В квартале, где дома вытянулись в струнку, она останавливается около часового. Он требует удостоверение личности. Вдоль улицы видны еще охранники, следящие за входящими и выходящими людьми. Она подает ему израильский паспорт и напряженно ждет какого-нибудь перекрестного допроса. Охранник изучает ее лицо сухим и жёстким взглядом, тщательно рассматривает паспорт, и задает множество вопросов, например, была ли она под судом, откуда она, кого собирается посетить, какова цель посещения, и так далее. Кажется, этот кошмар никогда не кончится. Наконец, она оказывается перед порогом небольшого дома Эльфи. А вот и сама Эльфи, одетая в какую-то жалкую одежду. Вокруг нее крутятся собаки и кошки. Эльфи, высокая, все еще стройная женщина, расчувствовалась при виде дочери господина Френкеля. Эльфи хорошо помнит черноволосую девочку Бертель, с которой она иногда бродила по паркам. Много тогда говорили об ее уме и непохожести на окружающих людей. В отличие от Бертель, Эльфи училась в обычной школе и была средней ученицей.
Эльфи изумленно рассматривает непривычно элегантную Наоми.
Эльфи рассказывает, что родители ее умерли естественной смертью. Работает она сестрой милосердия. Муж ее, актер, был изгнан из театра, ибо отказался вступить в коммунистическую партию. Он исполнял главную роль в пьесе Генриха Манна «Гражданин», и полностью солидаризировался со своим героем. Понятие «гражданин» в Германии определяет человека, подчиняющегося кому-то, то есть, несвободного. Теперь он работает на скотобойне. Наоми возвращается в западный Берлин, чтобы купить продукты. Муж Эльфи, человек прямой, удивленно спрашивает: «Почему ты возвращаешься к нам? Мы ведь не очень гостеприимны». Вежливые манеры еврейки из Израиля не сочетаются с его прямодушием. Он и не скрывает, что они с Эльфи, были нацистами. Ее появление у них кажется ему подозрительным. Она же не обращает внимания на холодный прием с их стороны. Их жалкое состояние даже доставляет ей удовлетворение. Эльфи – дочь любимой их семьей кухарки Эмми, принадлежит прошлому.
«Я исследую развитие фашизма и пишу роман», – отвечает она ему, и он вспыхивает.
«Будем откровенными!» Эльфи обрывает фразу, уже готовую сорваться с его языка: «Я не знала, что делают
