Книга Сестры Гримм - Менна Ван Прааг

– Мне рассказала моя mama, – ответила сестра. – Она рассказывает мне всё.

– А это правда? – спросила Лиана.

Беа улыбнулась.

– Да, каждое слово.

Лео

Будучи звездой, Лео никогда не чувствовал себя одиноким, а став ребенком, испытывал одиночество почти всегда. Он жаждал дружеского общения, но без братьев и сестер, с матерью, которой часто было не до него, и сдержанным, холодным отцом, ему приходилось довольствоваться только обществом воображаемых друзей. Иногда ему представлялся озорной мальчишка, с которым он смог бы вместе шалить и который заменил бы ему брата (он знал, что братишки у него никогда не будет). В другие же дни его воображение рисовало девочку с голубыми глазами, светлыми волосами и полным пренебрежением к тем, кто имеет власть, – такой персонаж встретился ему в книге про медведей. Сам Лео не мог позволить себе пренебрегать мнением тех, кто имел власть, ибо Чарльз Пенри-Джонс был из тех людей, которые всегда требуют послушания. Мальчик надеялся, что когда-нибудь ему достанет смелости пойти против правил, установленных его отцом, но знал, что сделать это будет куда легче и куда менее страшно, если рядом с ним будет союзник.

5 октября – 27 дней…

6.28 пополуночи – Голди

Тедди в восторге от своих новых приобретений. Он кружится на ковре гостиной, ступая по неведению на то место, которое я всегда обхожу стороной, и его переполняет чистая радость. Если завтра семья этих французов еще будет в отеле, я вернусь за той полотняной курточкой. Мне не следует этого делать, ведь красть у одного и того же человека дважды слишком рискованно, но желание увидеть такую улыбку на лице Тедди опять заглушает голос разума.

– Ты хочешь есть, Тед? На завтрак у нас цыпленок, начиненный травами, полента[22] и мини-морковь.

Каждый день мы едим то, что подают в отеле, что бы это ни было. Начав работать горничной, я несколько недель встречалась с Казом, помощником шеф-повара, и всякий раз после окончания моей смены он давал мне две порции чего-нибудь деликатесного в пластиковых банках. Мне пришлось прекратить наши отношения после осознания, что флирт ради еды совсем неуместен, но Каз все равно отдает мне остатки блюд, у него есть такая возможность.

Тедди перестает кружиться.

– Можно я буду завтракать в моей новой рубашке?

– Можно, если ты будешь аккуратным. – Иду к холодильнику, чтобы достать еду и переложить ее из временного пристанища на тарелки. По пути ненадолго останавливаюсь, чтобы погладить листья моего карликового деревца, и, кажется, от моего прикосновения по нему проходит дрожь удовольствия. Похоже, его ствол стал сейчас немного толще (как лодыжки моей мамы, когда она была беременна Тедди), и я понимаю, что скоро оно зацветет, наполняя нашу квартиру сильным и сладким ароматом, похожим на запах жженого сахара. У нас есть маленький деревянный столик, стоящий у стены рядом с кроватью брата (я по-прежнему сплю на диване), и за этим столом мы и едим. Если учесть тесноту квартиры, в которой мы живем, с нашей стороны глупо не пользоваться комнатой родителей, но никто из нас не заходил туда с того самого дня, когда умерла мама.

– Спасибо, вкусно. – Тедди подцепляет на вилку цыпленка и морщится, ощутив вкус соевого соуса. Он никогда не жалуется, не просит бургеров и картошки фри, не говорит, что я слишком мало бываю дома и ему часто приходится заботиться о себе самому. Когда я возвращаюсь домой вечером, братик либо уже заканчивает делать уроки и начинает заниматься домашними делами или сидит за столом и рисует. Когда же я возвращаюсь ранним утром после вечерней смены, он обычно еще спит.

Я вознаграждаю его, как могу. Когда в отеле бывают дети, они уезжают с меньшим количеством блокнотов и цветных карандашей, чем у них имелось вначале. За последние несколько месяцев у брата собралась уже целая коллекция принадлежностей для рисования. Обычно я беру только то, что может потеряться и без моего участия – завалиться за спинку дивана или оказаться между сиденьями машины, – так что ни дети, ни их родители ничего не замечают. Правда, на прошлой неделе я осмелела и взяла целый набор масляной пастели, со всеми цветами радуги и промежуточными оттенками. Теперь Тедди спит, положив их к себе под подушку. Он рисует такие замечательные картины, вся наша квартира увешана изображениями персонажей, одетых в красочные костюмы, придуманные им самим.

– Джи-Джи?.. – Он кладет вилку на стол.

Я чувствую, что сейчас последует какая-то просьба, и сглатываю.

– Да?

– Скоро твой день рождения…

– И что?

– В выходные я еду со школой в Лондон. – Он опять улыбается, позабыв свои опасения. – Мой класс будет смотреть «Макбета».

– В самом деле? – Мы с ним репетируем эту пьесу уже несколько недель, особенно акт I, сцену I, поскольку в школьной постановке Тедди играет Вторую ведьму. – Когда мы увидимся вновь? В дождь…

– Нет, нет, нет. – Тедди энергично трясет головой, так что копна его светлых волос ходит ходуном. – «Когда средь молний, в дождь и гром мы вновь увидимся втроем?»[23]

– Ну да, – отвечаю ему. – Именно так я и собиралась сказать.

Брат смотрит на меня с таким видом, словно никогда еще не слышал большей лжи, затем делает глубокий вздох и говорит уже серьезно: – А еще мы поедем в Букингемский дворец. И проведем ночь в отеле.

– Ночь в отеле? – Моя улыбка гаснет. – Это абсолютно…

– Я не поеду, – перебивает меня Тедди. – Если ты не хочешь. Я могу остаться тут и отмечать с тобой твой день рождения.

Аккуратно подцепляю вилкой кусочек курицы и глотаю его.

– Нет, я… конечно же, ты должен поехать. Я… Вероятно, я все равно буду в это время работать. – У него делается такой довольный вид, что мне становится совершенно неловко задавать свой следующий вопрос. – Ну, и сколько это, э-э, будет стоить?

Тедди тыкает вилкой в мини-морковь.

– Триста сорок пять фунтов.

Я затаиваю дыхание.

Он поднимает взгляд.

– Мне нужно отдать их мисс Макнамара в пятницу.

– Хорошо, – говорю я. – Все хорошо. Никаких проблем.

– Спасибо, Джи-Джи. – Парнишка опять улыбается и засовывает в рот три мини-морковки. – Ты самая лучшая.

Киваю ему и через силу выдавливаю из себя улыбку.

Пять дней, чтобы найти 345 фунтов. Вот черт.

10.28 пополуночи – Лиана

Конечно же, девушка сразу отвергла нелепую идею своей тети. И хотя Нья о ней больше не говорила, Лиана никак не может сосредоточиться ни на чем другом. Из-за этого она не в силах думать, даже забыла позвонить Кумико, не может рисовать. Хотя теперь, когда ее учеба в художественной школе висит на волоске, какое это имеет значение?