Книга Хардкор белого меньшинства - Дмитрий Лекух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закурил.
Сижу и не знаю: смеяться мне или плакать.
Ничего себе, думаю, вечерок начинается…
…С женой со своей он все-таки развелся.
А через полгода, неожиданно для всех, включая меня, женился на одной из Машкиных подруг.
Моей Машки, разумеется.
Не его.
Я поэтому вначале и сказал, что сейчас общаться куда чаще приходится.
Иногда, когда мы куда-нибудь выбираемся вчетвером, я ловлю на нас с Машкой его какой-то странный, немного отстраненный взгляд.
И никак не могу понять, чего в этом его взгляде больше – зависти или осуждения…
Он даже не зашел, а буквально залетел в паб, на ходу бросая заснеженное пальто на крючок вешалки у моего столика и стряхивая с мокрой меховой шапки крупные искрящиеся хлопья снега прямо на пол.
– Привет! Ты знаешь, я, кажется, наконец-то понял…
И тянется, сволочь, за моими сигаретами. Подтолкнул к нему пачку, что уж тут поделаешь.
– И что же ты, наконец, понял?
Прикуривает, затягивается, одновременно сигнализируя бармену Андрэ, чтоб тот тащил бутылку коньяка и блюдечко с дольками лимона.
Очень это у него, кстати, красиво получается.
Сначала в воздухе рисуется эдакая плавная загогулина, должная, по идее, обозначать бутылку.
Потом – окружность, символизирующая тарелку.
Потом на символическую тарелку режется тонкими лепестками символический лимон и символически посыпается символическим сахаром с символическим молотым кофе.
Самое интересное – что они вполне друг друга понимают.
А что тут такого?
Сколько лет уже друг друга знаем…
Я усмехнулся и тоже закурил.
Ладно, послушаем…
– Нет, старик, так не пойдет, – заводится. – Давай-ка я по порядку и с самого начала…
– Давай, – пожимаю плечами, – все равно же не угомонишься…
Он делает глубокую затяжку и разливает коньяк по стопкам.
У нас так принято.
Пить коньяк из водочных стопок и закусывать тонкими ломтиками лимона, посыпанными сахарной пудрой с молотым кофе.
Ну, вы уже, наверное, поняли…
– Я сейчас, пока ехал – в пробке офигел. Бульвары стоят намертво. Ну, вышел из машины, водиле сказал, чтобы сюда как-нибудь пробивался, а сам – пешочком до метро. Иду, снежок, хорошо…
И – замолчал.
Задумался о чем-то.
Сижу, потягиваю коньяк.
Не тороплю.
– Так вот, иду и понимаю – неправильно мы живем…
– Экое ты открытие сделал, – фыркаю. – Здесь уже такое количество копий на эту тему поломано – можно забор вокруг паба городить…
– Да помолчи ты, не подъеживай, – морщится. – То, что мы неправильно живем, – это, и правда, все знают. А вот как правильно – я только сейчас понял…
– И что же ты понял?
Он задумчиво посмотрел за окно.
Там шел снег.
– Понимаешь, там очень тихо было, на бульварах. Несмотря на то что машин – море, и все ехать пытаются. А там – своя жизнь. Какие-то мужички на лавочке на троих разливают, мамаши коляски выгуливают, снег идет. Вот я и подумал – у каждого человека должна быть своя зона тишины.
– Замечательное открытие, – киваю. – И каково же его, так сказать, практическое применение?
Улыбается.
– Я, – смеется, – недавно объявление в журнале видел. Про недвижимость за рубежом. Так вот, там одна контора предлагает маленький домик высоко в горах. В собственность. Уезжать туда хотя бы раз в месяц, ходить, думать, книжки умные читать…
Я поморщился.
Что-то коньячок как-то не так пошел.
Горчит, зараза.
– Лысый, какой же ты все-таки наивный осел. Думаешь, купил себе вот такую фигню – и все проблемы как рукой?
– Да нет, – пожимает плечами, – что ж я, – совсем дурак? Дело не в самом домике, а – в зоне тишины. Когда можно наедине с собой остаться…
– И ты решил, что это поможет? – морщусь.
– А почему нет? – удивляется. – Ты вон со своих рыбалок какой спокойный прилетаешь. На полном релаксе…
– Дурак ты, – фыркаю, – при чем здесь рыбалки?
– А при том! – торжествует. – Та самая зона тишины!
– О-хо-хо-хо-хо, – вздыхаю. – И ты думаешь, что у меня таким образом проблемы решаются? Они у меня, знаешь ли, старичок, только копятся…
– Значит, – пожимает плечами, – ты просто еще не нашел свой маленький домик высоко в горах. Вот и все…
Я вздохнул и разлил коньяк по стопкам.
– Ну тебя, на фиг, придурка. Давай лучше выпьем еще по сто пятьдесят да подумаем, как вечер убивать будем…
– Давай. Только я – все равно прав. А ты просто не хочешь признавать поражения в споре…
– Идиот, – смеюсь. – Прежде чем задумываться о «зонах тишины», надо в конце концов отучиться мыслить в категориях «поражение – победа». Тогда, может, что-нибудь и получится. И то – не факт…
– Вот так ты всегда, – злится. – Всегда последнее слово пытаешься за собой оставить…
Я улыбнулся и протянул в его сторону рюмку.
– Прозит.
– Прозит, – вздыхает.
Выпили.
Помолчали.
А там и остальные парни постепенно подтянулись: со своими мыслями, проблемами, историями и анекдотами.
А потом приехал Русланыч и привез с собой какую-то совершенно нереальную чачу.
Домашнюю.
Из командировки приволок, его в Грузию отправляли что-то там снимать. То ли про войну, то ли про революцию.
Неважно.
Важно, что чача была и вправду – совершенно нереальной.
И дальше вечер пошел по своему давным-давно написанному, заданному и заведенному сценарию…
…Домик в горах он все-таки через некоторое время купил.
Копил на него.
Откладывал.
Он ведь, конечно, довольно обеспеченный человек, но все-таки – не олигарх.
И даже съездил туда пару раз.
Погулял, почитал умные книги.
Послушал тишину.
А потом сдал его в аренду местной риэлтерской фирме и, слава богу, кажется больше на эту тему как-то и не заморачивается…
Когда он ворвался в паб, я как раз проигрывал Русланычу очередную партию в русский бильярд.
