Книга Когда море стало серебряным - Грейс Лин

И она успела вовремя. Ещё чуть-чуть – и было бы поздно. Рокот перерос в рёв – как будто все драконы разом содрогнулись, увидев кошмарный сон, – и море встало на дыбы. Гигантские волны обрушились на женщину, заглушив её отчаянный крик. Она ещё теснее прильнула к Железному Стержню и притиснула к себе крошечную внучку, а та смотрела на неё снизу вверх взглядом мудрым и древним, как горы.

Но взгляд её бабушки был прикован к берегу. Даже издали, с острова, было видно, что земля вздыбилась, устремляясь к небу, а огромные дома и дворцы рассыпаются, как песок. Сквозь оглушительный грохот гибнущих зданий доносились крики и вопли. Женщина закрыла глаза, лицо её было залито солёной влагой – и это были не только брызги океана.

Наконец – казалось, прошли долгие часы – грохот начал стихать, и женщина подняла голову. Малышка захныкала. Её бабушка медленно, осторожно отпустила Железный Стержень.

Как только она убрала руку, стержень начал уменьшаться. Он делался всё меньше и меньше, пока не стал размером с травинку. Женщина наклонилась и увидела, что Железный Стержень превратился в иголку, тончайшую и изящную. Она взяла иголку и молча бросила в море. Волна поднялась и подхватила иголку, и в тот же миг другая волна подтолкнула лодочку прямо к острову.

Женщина с внучкой вернулись в город. Если, конечно, это место можно было так назвать – ведь, как и предрекал дракон, город был разрушен. Те немногие, кому удалось выжить, упали ей в ноги. «Прости нас, – рыдали они. – Прости, что мы тебе не верили». Женщина плакала вместе с ними. В правоте своей она не находила утешения: ведь её зять, муж покойной дочери, тоже был мёртв.

Похоронив его, женщина покинула город. Жители теперь видели в ней пророчицу или ведунью, а она-то знала, что она ни то ни другое. Ей хотелось одного: растить внучку, это крошечное драгоценное создание, как можно дальше от опасности. И тогда она вспомнила одну гору, на которую поднималась в юности.

– Да! – сказала она малышке, которую держала в объятиях. – Вот где нам ничто не будет угрожать.

И они направились к этой горе, и там, в вышине, где гора говорит с луной, старая женщина обрела мир и утешение. Ибо внучка росла в радости и покое, надёжно укрытая от бед, и бабушка хотела только одного – чтобы это никогда не кончалось.

– И это не кончилось? – спросил каменотёс, глядя на Аму проницательно и в то же время сочувственно.

– Сказка всего не расскажет, – сказала Ама, и он увидел, что плечи её поникли, а в глазах мелькнула тревога.

– Не согласен, – сказал он, коснувшись её руки. – Я считаю, что сказки говорят всё.

Глава 20

Как это могло с ней случиться? Ведь её дыхание с корнем вырывало из земли деревья, её сила держала саму землю! Она – Чёрная Черепаха Зимы! Небеса и море поклонялись ей, самой могущественной, несокрушимой!

Но сейчас она ощущала спиной всю силу и тяжесть огромного… огромного чего? Что это прижимает её к земле, давит с такой силой, что она не может шелохнуться? Что это, такое тяжёлое, что даже она, великая Чёрная Черепаха, сильнейшее из созданий, не может его поднять?

Она растопырила лапы, цепляясь за пустоту, вытянула шею и разинула пасть, угрожая невидимому врагу, но от её дыхания лишь по собственному её панцирю разбегался ледяной узор.

Она снова попыталась встать, но только глубже проваливалась в скользкое и гладкое, словно в шёлковую подушку.

Кто посмел так с ней поступить? Кто дерзнул нанести ей такое оскорбление? Кто может быть настолько глуп, высокомерен, подл, настолько безумен?

Не зверь. Не бессмертный. Только человек.

Неужели этот человек не знает, что Чёрная Черепаха вечна? О, он за всё заплатит, этот человек! Он заплатит дорогой ценой, он будет платить бесконечно, он пожалеет, что по его вине Чёрная Черепаха Зимы стала такой… такой…

Беспомощной.

Глава 21

Байма галопом влетел во врата Города Яркого Лунного Света. С такой спутницей, как госпожа Мэн, они легко нашли ночлег, а потом весь день провели в пути. Вокруг завывал ветер, мела метель, снег облеплял деревья и лица, так что даже Байма приободрился, когда вдали показались и стали разрастаться очертания города. Над городом горой возвышался дворец, на его многоярусных крышах тяжёлыми облаками лежал снег. Под ликующий вопль Ишаня Байма ворвался в город.

У каменных львов, восседавших по обе стороны от городских ворот, выросли снежные бороды и гривы. Когда конь с седоками промчался мимо них, львы улыбнулись. Кроме львов, в этом городе не улыбался никто. Горожане просто таращились на них то ли с ужасом, то ли с изумлением – Пиньмэй не могла различить.

Люди молча отпрыгивали в стороны, уступая им путь, так что госпоже Мэн даже не приходилось придерживать коня. Простые каменные дома и белый снег сливались в сплошное серое пятно, цоканье подков Байма по чёрной булыжной мостовой походило на звон монет. Впереди показалась тёмно-красная стена, которой не было видно конца и края. Это, должно быть, та самая стена вокруг дворца, подумала Пиньмэй, вспоминая рассказы Амы. Это Внутренний Город, а всё остальное – Внешний Город. Город в городе.

– Город-крепость для князя Яркого Лунного Света, Великая Стена для императора, – язвительно проговорил Ишань. – Да эти правители просто жить не могут без стен!

– Стоять! – раздался вдруг повелительный голос, грубый и хриплый.

Госпожа Мэн дёрнула за поводья, приказывая коню остановиться, и Пиньмэй, повернув голову, увидела двух стражников по обе стороны ворот Внутреннего Города. Как она не заметила их прежде?

– Я желаю видеть князя, – надменно, точно императрица, произнесла госпожа Мэн. Пиньмэй краешком глаза заметила, как госпожа Мэн ткнула Ишаня локтем в бок, чтобы помалкивал.

– Князь никого не принимает, – ответил стражник. Хотя он, должно быть, служил князю, на шлеме у него красовалась эмблема самого императора – оскаленная морда тигра, и металл шлема уже слегка позеленел.

– Меня – примет, – парировала госпожа Мэн. Она откинула капюшон и посмотрела стражнику прямо в глаза, водопадом обрушив на него всю силу своей красоты и благородства. Вид у стражника сразу сделался растерянный и испуганный, и Пиньмэй вдруг поняла, что кто угодно, даже самый неустрашимый герой, может отступить перед женской красотой.

– Э-э-э… ну… – запинаясь, пробормотал стражник.