Книга Чернобыль. Обитель зла - Виктор Володин

Степан Иванович между тем продолжал:

– Думал я долго. Но так ни до чего и не додумался. И вообще начал чувствовать себя очень странно. Как будто бы что-то не давало мне как следует шевелить мозгами. Ощущения были, я тебе доложу, очень гадостные. Я даже не удержался от того, чтобы выпить прямо на рабочем месте. Вылакал почти стакан коньяка, и, кажется, стало легче. Или, по крайней мере, показалось, что полегчало.

Наконец я поехал домой. И там тоже чувствовал себя, как кипятком обваренный. Спать завалился, чтоб тебе не соврать, около десяти вечера. И вот тут-то самое интересное и началось…

Зарембо смолк, призадумался. Достал сигареты, прикурил, выпуская дым через нос. Запил первую затяжку чаем. Потом пристально глянул мне в глаза и осторожно продолжил:

– Я сразу предупреждаю, Сережа: не принимай мои дальнейшие слова близко к сердцу. Помни, что я всего лишь рассказываю тебе свой сон. Наверное я бы и не стал ничего говорить, но сон этот был таким, что не поделиться не могу.

Так вот, я лег в постель и около часа ворочался, потому что не мог заснуть. Подумал – может, жене в санаторий позвонить? Хороший разговор на сон грядущий – что еще надо старому цыгану? Но пока думал – сам не заметил, как заснул. И очень странно заснул, скажу я тебе! Как будто бы кровать исчезла и осталась только простыня, под которой пустота. И вот в эту пустоту я и грохнулся. Дух захватило, я чуть не заорал. Потому что успел представить, что от меня останется, если я с высоты наземь брякнусь. Но высота, как оказалось, была совсем никакой. Метра два.

Шмякнулся я на что-то мягкое. Покатился, в простыне запутался… Наконец смог остановиться и выпутаться. Смотрю – а вокруг прямо как в сказке – чистое поле. Точнее, что-то вроде большого луга – до самого горизонта. И на горизонте – лес, до которого так далеко, что он кажется просто неровной линией.

Я лежал в высокой траве. Судя по всему, была та же пора года, что и сейчас. Но трава была не скошена. То бишь – места совсем дикие.

Я встал, посмотрел на себя. Оказалось, что одет в свою обыкновенную повседневную одежду – джинсы, рубашка, кроссовки. Все знакомое, все любимое. Я мог запросто вспомнить, где именно я купил каждый из предметов своего гардероба и какие именно воспоминания у меня на них наросли, пока я ими пользовался.

Короче, я торчал посреди огромного луга и просто не представлял, что делать дальше. Наконец решил – надо идти к лесу. Он хоть и далеко, но хоть какое-то разнообразие.

Я пошел, и тут оказалось, что с пространством в этом сне что-то не так. Каждый шаг переносил меня на добрых пару сотен метров. Так что дорога до леса заняла не так уж и много времени. А когда я добрался до опушки, все снова стало обыкновенным. И я уже нормальными шагами пошел дальше. Я ведь теперь четко понимал, что в лес надо идти обязательно, если в самом деле хочу что-то понять.

Лес оказался обыкновенным – большей частью сосновым, с подлеском. Брусника по земле стелилась коврами. И странное дело – ягоды уже были красными, как осенью. Даже захотелось сорвать и попробовать. Но изнутри какой-то голосок подсказывал, что в этом лесу вообще ничего нельзя есть и пить.

Тогда я пошел с опушки в глубину. Я понимал, что вижу сон. Но сон этот был словно наяву! Представляешь, я чувствовал не только, как пружинит мох под ногами, но еще и запахи – хвои, травы, смолы. Обычные лесные запахи, ничего странного.

Странной в этом лесу была тишина. Плотная, ватная, такая же, какая бывает, когда зимой, в безветренную погоду, идет сильный снег. Тогда любой звук глохнет, как бы гасится. Именно это и происходило. Даже мои шаги по мху и брусничнику звучали как через несколько слоев плотной мягкой ткани. Не говоря уже о том, что не было птиц.

Я вышел на большую поляну. Вокруг нее стеной стояли высокие корабельные сосны, кроны которых беззвучно шевелились.

И снова ко мне пришло понимание, что сейчас должно произойти что-то, имеющее очень большое значение. Я терпеливо ждал, оглядываясь по сторонам.

И вот раздался треск. Он шел из леса, из его глубины. Ровный треск, как будто по земле волокли что-то очень тяжелое. Шум приближался, и в нем я чувствовал что-то очень недоброе и чужое. Хотелось убежать обратно в сторону опушки, но ноги словно приросли к земле. Оставалось только смотреть и ждать.

Шум становился все громче, а потом на дальнем от меня конце поляны огромная сосна толщиной, пожалуй, обхвата в два, затрещала и сломалась. Она падала бесконечно долго, с тяжелым свистящим шелестом.

Потом из леса что-то появилось. Я не знаю, как это что-то вообще назвать. Оно было похоже на большой мешок, в котором двигалось что-то живое. Этот мешок дергался, из него то и дело лезли наружу какие-то отростки, потом они обратно втягивались, он менял форму и цвет, становясь то белым, то серым, то красным, то пятнистым…

Не буду скрывать – я почувствовал серьезный приступ паники. Потому что, как и все нормальные люди, очень боюсь непонятного. Дернулся – но не смог даже пошевелиться. Кажется, я окончательно превратился в стороннего наблюдателя собственного сна и продолжал его смотреть, как будто от третьего лица.

Нечто выползло на середину поляны и остановилось. И теперь казалось еще более отвратительным – большая бесформенная груда, живущая своей, непонятной жизнью. Я почувствовал тошноту, потому что более мерзкого зрелища никогда доселе не видел…

Зарембо вытащил из пачки еще одну сигарету. Сокрушенно посмотрел в пепельницу, где уже лежали три окурка, причем последний был затушен только что. Покачав головой, генерал чиркнул зажигалкой и попросил еще чайку. Я наполнил чашки. Зарембо отпил пару глотков, глубоко затянулся и пристально посмотрел мне в глаза.

– А потом на поляну вышла девушка. Обыкновенная на первый взгляд. Лет восемнадцати. Плюс-минус немножко. Но то, что совсем молодая – факт. Высокая довольно-таки, но при этом – на фотомодель бы не потянула. Насколько я смог разобрать, телосложение у нее было довольно крупное, но только не потому, что она толстая. Просто – крепкая, широкая в кости…

– Короче говоря, спортсменка, – подсказал я. Зарембо согласно махнул рукой.

– Спортсменка эта шла прямиком к куче, что шевелилась посреди поляны. И похоже было, что она совершенно ее не боится. И вот когда она подошла где-то шагов на десять, началось уже полное безумие. Куча лопнула, и из нее полезли люди. Или что-то, имеющее вид людей. Они все лезли и лезли, и я не мог понять, как их в этот мешок могло столько влезть. Их, наверное, с полсотни выбралось. И разошлось в разные стороны. А куча начала менять форму. Скоро посреди поляны торчал небольшой деревянный дом. Я как его увидел, сразу понял, что еще было неправильного в происходящем вдобавок к прочим радостям. Понимаешь, Сережа, все эти люди выглядели, как будто их сняли с картинок. Одежда нарочито сельская, лица такие, как будто они ни черта, кроме своих земельных наделов, в жизни своей больше не видели. И сама эта девица – тоже из таких. На ней был такой балахон, который можно назвать и платьем, и ночнушкой, и вообще как заблагорассудится. Абсолютно невероятная одежда в наше время. Я нечто подобное видел только по музыкальному каналу, когда показывали клипы музыкальных групп, которые называли себя фолковыми. Ну, ты понимаешь, про кого речь.