Книга Царствование императора Николая II - Сергей Ольденбург

Императрица Александра Феодоровна была наиболее близким государю человеком; только она бывала посвящена в его планы; государыня полностью восприняла миросозерцание своего супруга, и государь мог всегда на нее положиться. Если тем не менее, уезжая в Ставку, государь не возложил на государыню никаких формальных прав и обязанностей (как в свое время Петр Великий на Екатерину I или Наполеон I – на Марию-Луизу, Наполеон III – на императрицу Евгению и т. д.), – это, скорее всего, объяснялось личной непопулярностью императрицы в широких кругах: вспоминали ее немецкое происхождение, ее слепую веру в Распутина. Сам же государь вполне доверял своей супруге, которая ежедневно писала ему подробные письма – «донесения», и это было хорошо известно всем министрам; через государыню они часто сообщали монарху свои соображения по текущим вопросам.

Увольнение министров, стоявших за соглашение с думским блоком, придало кабинету более – хотя и не вполне – однородный характер. Министром путей сообщения был назначен энергичный правый сановник А. Ф. Трепов. Пост министра внутренних дел достался А. Н. Хвостову, бывшему нижегородскому губернатору, председателю фракции правых в Государственной думе, которого государь намечал на пост министра еще в 1911 г., после убийства П. А. Столыпина. Обер-прокурором Синода стал политически бесцветный А. Н. Волжин, а министром земледелия – А. Н. Наумов, член Государственного совета по выборам от самарского земства. Назначение Наумова, человека умеренно либеральных воззрений, должно было как бы смягчить впечатление от остальных назначений. Государственным контролером был назначен Н. Н. Покровский.

А. Н. Хвостов начал развивать энергичную, несколько даже демагогическую деятельность под флагом борьбы с дороговизной и борьбы с немецким засильем; оба этих лозунга были популярны в широкой беспартийной среде.

Сессия Государственной думы первоначально была прервана до ноября; но затем, по предложению И. Л. Горемыкина, было решено отсрочить ее созыв до окончания работ бюджетной комиссии. Намеченные на декабрь съезды общественных организаций не были разрешены А. Н. Хвостовым. Деловой необходимости в созыве этих съездов каждые три месяца не было – они могли только служить ареной для агитации. Как отсрочка созыва Думы, так и запрещение съездов были встречены в стране довольно спокойно. Перерыв думской сессии продолжался в общем около пяти месяцев (с 3 сентября по 9 февраля).

Бюро прогрессивного блока скоро стало ощущать произошедшие перемены. «Я замечаю коллапс, – говорил П. Н. Милюков (на заседании 29 октября). – Общество реагирует вяло». «Изменилось настроение в самой толще общественности, – признавал Н. И. Астров. – Политика резвого министра (А. Н. Хвостова) имеет успех». А. И. Шингарев констатировал «резкое падение настроения в гуще населения». В. А. Маклаков указывал и причину этой перемены: «Мы тогда говорили, что нас ведут к поражению… Если будет полная победа, не воскресим злобу против Горемыкина, будем без резонанса». Глава союза городов М. В. Челноков вообще высказывался за то, чтобы отложить счет с властью до окончания войны.

«Мы относились трагически к перемене командования, – заявлял (на заседании 28 октября) граф Д. А. Олсуфьев. – Все мы ошиблись. Государь видел дальше. Перемена повела к лучшему… Мы предлагали для войны сместить министров. Самый нежелательный (Горемыкин) остался, а война пошла лучше. Прекратился наплыв беженцев, не будет взята Москва, и это бесконечно важнее, чем кто будет министром и когда будет созвана Дума». «Положение улучшается, – соглашался граф В. А. Бобринский. – Появились снаряды, мы остановили неприятеля». Фактически получалось, что улучшение на фронте и успокоение в стране были поражениями думского блока, пророчившего катастрофу.

Блок тем не менее решил продолжать «беспощадную войну» с правительством, причем В. И. Гурко заявил: «Обращение к улице? Может быть, в крайнем случае».[234] А. И. Гучков стоял даже за отклонение бюджета, но члены Госдумы на это не соглашались.

В конце ноября в Петрограде состоялся съезд правых организаций под председательством И. Г. Щегловитова. Съезд единодушно высказался за войну до победного конца, но отнесся с осуждением к требованиям блока. «Монархист, идущий с требованием министерства общественного доверия, – не монархист», – говорил Щегловитов. Профессор Левашов протестовал против «вакханалии лжи». Левая печать отнеслась к съезду с большим раздражением, но государь ответил на его резолюцию благодарственной телеграммой. В «Московских ведомостях» известный дворянский деятель Н. А. Павлов выступил со статьей «Не мешайте», доказывая, что так называемые общественные организации и политические партии служат не поддержкой, а помехой правительству в деле ведения войны.

Когда русская армия остановилась на новой линии фронта и только начинала восстанавливать свои силы, германо-австрийская коалиция воспользовалась этим моментом, чтобы нанести удар Сербии. В Болгарии в это время находилось у власти правительство Радославова, державшееся «австрийской» ориентации; правда, оно вело переговоры и с союзниками, стремясь добиться через них обещания уступки македонских земель, доставшихся Сербии после Балканских войн; и некоторые русские деятели были склонны упрекать сербов за «несговорчивость». Однако и царь Фердинанд, и Радославов руководились не столько обещаниями воюющих сторон, сколько положением на театре военных действий. Ослабление России открывало болгарским политикам возможность «реванша за 1913 г.».

Когда только выяснилось, что Болгария делает приготовления к нападению на Сербию, русское правительство попыталось оказать дипломатическое воздействие, но голос его не был услышан, и 23 сентября Россия прервала с Болгарией дипломатические сношения.

В этот же день, 23 сентября, австро-германская армия начала наступление на Сербию на Дунайском фронте, и одновременно болгары ударили сербам в тыл. Государь, несмотря на трудное положение русской армии, распорядился сосредоточить в Бессарабии пять корпусов, чтобы через Румынию двинуться на Болгарию. Но для этой армии не хватило ружей. Союзники, сначала обещавшие немедленно доставить 500 000 винтовок, затем сообщили, что могут дать только 300 000, и то не ранее декабря. Румыния, ссылаясь на угрозу австро-германских армий, отказывалась пропустить русские войска через свою территорию, а Греция заявила, что ее союз с Сербией обязывает ее только к вмешательству в болгаро-сербскую войну, а не к участию в великой мировой схватке…

Высадка союзных войск в Салониках оказалась запоздалой и недостаточной. В течение октября и ноября Сербия (а в декабре и Черногория) были завоеваны противником; сербская армия вынуждена была отступить к морю по горным тропам через Албанию. Государь предписал русскому посланнику (князю Г. Н. Трубецкому) сопровождать при отступлении сербское правительство и разделить его судьбу; Россия настояла перед союзниками на том, чтобы сербскую армию доставили на остров Корфу, где она получила возможность отдохнуть и восстановить свою боевую силу.

К концу года (27 декабря) союзники очистили Галлипольский полуостров, где им за восемь месяцев так и не удалось овладеть главными турецкими позициями. Англичане хотели оставить и Салоники; но по настоянию русского правительства (поддержанного новым французским премьером Брианом) было решено сохранить этот опорный пункт на Балканах, чтобы не дать вражеской коалиции овладеть всем полуостровом.