Книга Лермонтов. Исследования и находки - Ираклий Андроников

Мучительные раздумья нового поколения, его отрицания, сомнения, мысль о будущих судьбах русского общества, составляющие основное содержание лермонтовской поэзии, требовали новых поэтических средств. И, следуя Пушкину, продолжая дело Пушкина, Лермонтов выступал как смелый новатор. Самостоятелен и самобытен он даже в тех произведениях, в которых сознательно использует пушкинские темы и образы: «Пророк» Лермонтова — это продолжение пушкинского «Пророка»; Лермонтов рассказывает о том, что стало с поэтом в условиях николаевской России, когда он обрел высокий дар «глаголом жечь сердца людей». «Журналист, читатель и писатель» — возобновление спора о положении поэзии, поднятого Пушкиным в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом», но спор этот происходит в совсем иных исторических условиях.

Еще современники почувствовали связь между Печориным и Онегиным. Белинский объяснил, что связь эта заключается не в сходстве самих героев — по характерам они не похожи, — а в том, что Печорин представляет отражение своей эпохи, как Онегин был отражением своей. «Это Онегин нашего времени, — писал великий критик о Печорине, — герой нашего времени»[1072].

Как Пушкин в Онегине, Лермонтов в своем романе обобщил черты целого поколения, поставил важный общественный вопрос о судьбе своего современника. Он показал молодого человека в новых исторических условиях, после разгрома декабристского движения. И в этом — в изображении современного общества, в постановке важнейшей общественной проблемы — он следовал Пушкину, исходил из его опыта, воплощенного в «Евгении Онегине». «Иногда в самом имени, которое истинный поэт дает своему герою, есть разумная необходимость, хотя, может быть, и не видимая самим поэтом, — писал Белинский. — Несходство их между собою, — замечал он по поводу Онегина и Печорина, развивая это сопоставление, — гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою»[1073].

В самой фамилии лермонтовского героя Белинский усматривал признак «исторической преемственности».

Что касается поэтических средств Лермонтова и Пушкина, то они так различны, что в зрелых произведениях Лермонтова, даже там, где он использует «открытия» Пушкина, эта связь остается обычно неуловимой. Между тем несомненно, например, что описание танца Истоминой в «Евгении Онегине» вдохновило Лермонтова в работе над «Демоном» на описание пляски Тамары.

Блистательна, полувоздушна, Смычку волшебному послушна. Толпою нимф окружена, Стоит Истомина, она, Одной ногой касаясь пола, Другою медленно кружит, И вдруг прыжок, и вдруг летит, Летит, как пух от уст Эола; То стан совьет, то разовьет И быстрой ножкой ножку бьет.

У Лермонтова:

В ладони мерно ударяя, Они поют — и бубен свой Берет невеста молодая, И вот она, одной рукой Кружа его над головой, То вдруг помчится легче птицы, То остановится, глядит — И влажный взор ее блестит Из-под завистливой ресницы; То черной бровью поведет, То вдруг наклонится немножко, И по ковру скользит, плывет Ее божественная ножка…

Вероятно, сам Лермонтов не думал о том, что эта строфа связана с пушкинской; между тем она есть следствие пушкинского реализма и сама представляет собой реалистическое — верное жизни, точное и такое же вдохновенное описание «летучей пляски».

В свою очередь, две небольшие книги — «Герой нашего времени» и «Стихотворения М. Лермонтова» — вышедшие в свет еще при жизни их автора, и долгие годы ходившая в списках, запрещенная цензурой поэма «Демон» оказали огромное воздействие на всю последующую русскую поэзию и русскую прозу.

И современники Лермонтова — Герцен, Огарев, Некрасов, Тургенев — и писатели, вступившие на литературное поприще позже, — Чернышевский, Добролюбов, Щедрин, Лев Толстой, Чехов, Горький, Блок, Маяковский, Есенин, — продолжая и развивая великие традиции русской литературы, традиции Ломоносова, Радищева, Крылова, Грибоедова, Пушкина, Гоголя, — очень многим были обязаны Лермонтову.

«Соседка», «Казачья колыбельная песня», «Завещание», «Родина» — те стихотворения Лермонтова, в которых вставала перед читателем демократическая Россия, предвещали существенные черты некрасовской поэзии. Некрасов сам сознавал это, когда говорил о том, что Лермонтов вышел бы на его путь.

Эту преемственную связь остро ощущал Маяковский, продолживший в русской поэзии линию Пушкина — Лермонтова — Некрасова. Обращаясь к Лермонтову в стихотворении «Тамара и Демон», построенном на образах лермонтовской поэзии, он выразил это в словах -

Мы общей лирики лента.

Сатирический пафос лермонтовских обличительных стихов, его «Думы», изображение общественных пороков «в полном их развитии», представленное в «Герое нашего времени», отозвались в творчестве Щедрина. Недаром лермонтовские строки «И дерзко бросить им в глаза железный стих, облитый горечью и злостью» Щедрин взял эпиграфом к своему первому прозаическому произведению — «Противоречия», на содержание и форму которого оказал влияние «Герой нашего времени»[1074]. Наряду с Радищевым, Грибоедовым и Гоголем Лермонтов был одним из основоположников обличительного направления русской литературы.

Как заметил еще Белинский, первые произведения Тургенева находятся в живой связи со стихом Лермонтова, особенно его поэма «Параша», эпиграф которой — «И ненавидим мы, и любим мы случайно» — Тургенев взял из лермонтовской «Думы». Ощущается эта преемственность и в зрелых вещах Тургенева, особенно в его повестях «Бретер» и «Три портрета».

Кавказские рассказы Л. Толстого представляют собою дальнейшее развитие того изображения войны, которое Лермонтов дал в своем стихотворении «Валерик». В толстовском рассказе «Набег» сохранен даже план лермонтовского стихотворения.

Лермонтовское «Бородино» сам Толстой считал «зерном» своей эпопеи «Война и мир». Небольшое стихотворение Лермонтова оказало влияние на огромный роман Толстого потому, что Лермонтов первый показал в «Бородине» только то, что мог увидеть и осмыслить рядовой участник события — обыкновенный солдат. У Толстого Бородинское сражение показано через восприятие Безухова, а военный совет в Филях — через восприятие шестилетней крестьянской девочки. Этот прием бесконечно расширял художественные возможности литературы, позволял читателю видеть исторические события глазами народа.

«Черты пушкинской, лермонтовской и гоголевской творческой силы, — писал Гончаров, — доселе входят в нашу плоть и кровь, как плоть и кровь предков переходят к потомкам»[1075].