Книга Слово - Ирвин Уоллес

Ренделл отступил назад, осматривая поверхность в поисках новых изображений, глаза скользили по стенкам вверх и вниз — и вдруг, когда взгляд остановился буквально в одном футе от утоптанного пола траншеи, он увидал это.

Американец рванулся вперед, опустился на колени, чтобы увидать рисунок поближе, чтобы быть уже совершенно уверенным. Его глаза уже не отрывались от этого изображения, более четкого, не столь древнего, отличавшегося от всех других.

На туфовом камне был процарапан рисунок рыбы, крупной рыбы; рыбы, пробитой копьем посреди тела.

Ренделл тут же полез в карман за листком бумаги, развернул его и прижал к стенке.

Пробитая копьем рыба, которую Роберт Лебрун изобразил на бумаге, была точной копией выбитого в камне заброшенных раскопок профессора Монти изображения.

Тяжело дыша, Ренделл поднялся на ноги и прошептал:

— Господи, я нашел это. Господи, ведь это может быть могилой Воскрешения Два.

* * *

ТЕПЕРЬ ОЧЕРЕДЬ ЗА НИМ.

Ренделл тщательно все обдумал, и когда полностью был удовлетворен результатом, тут же направился к выходу из траншеи.

Выкарабкавшись из прохлады туннеля в жар пополуденного солнца, Ренделл быстро зашагал по полю до тех пор, пока не увидал киоск с фруктами, куда уже можно было докричаться. Он высмотрел мальчишку, своего недавнего проводника, Себастьяно, который гонял мяч по площадке, и еще одного человека, водителя с вечной улыбкой на небритом лице, Люпо, который наслаждался кружкой какого-то напитка у стойки.

Ренделл позвал мальчишку, пытаясь привлечь его внимание, он размахивал руками, так что, в конце концов, Себастьяно заметил его и побежал навстречу. Ренделл хотел попросить у парнишки доставить ему как можно больше инструментов — ломик, лопату, какую-нибудь тележку — но потом он решил, что мальчик не сможет их все достать, опять же, их поиск может вызвать подозрения.

Ренделл ожидал Себастьяно, заранее приготовив три банкноты по 1000 лир; две из них он поднял, чтобы парень хорошенько их увидел.

— Себастьяно, не желаешь заработать две тысячи лир?

Мальчишка уставился на него.

— Я собираюсь провести исследования образцов почвы в траншее, кое-какие взять с собой для анализа, — быстро сказал Ренделл. — Мне нужна хорошая лопата, крепкая, ненадолго, самое большее — на час. Ты знаешь, где можно одолжить такую?

— Я могу принести вам лопату, — пообещал мальчишка. — У нас дома есть.

— Мне она нужна ненадолго, — повторил Ренделл. — Я верну ее. Сколько времени займет, чтобы принести ее сюда?

— Самое большее, минут пятнадцать.

Ренделл вручил Себастьяно 2000 лир, после чего помахал третьей банкнотой.

— И еще тысяча лир, если все будет тихо и останется между нами.

Парень схватил и третью банкноту.

— E il nostro segreto, io prometto, io giuro. Все останется между нами, обещаю и клянусь, — сказал он, наслаждаясь привкусом тайны.

— Тогда поспеши.

Себастьяно галопом поскакал через поле, но уже не в направлении киоска, а к дороге, что была справа.

Ренделл с нетерпением ждал его на поле, потягивая свою трубку и глядя на развалины Остиа Антика, стараясь не думать о раскопках профессора Монти, что лежали у него за спиной. Не прошло и четверти часа, когда Себастьяно вернулся с небольшой лопаткой, совершенно замечательной армейской лопаткой, и Ренделл поблагодарил мальчишку, пробормотав что-то насчет тайны, он пообещал принести лопатку где-то через час к киоску с фруктами.

После того, как Себастьяно убежал, Ренделл поспешил вернуться в траншею, в самый дальний ее конец, где солнце все еще освещало старинные рисунки на туфовой стене. Сняв свой пиджак и оставив его на полу вместе с лопаткой, он прошел к месту, где стояли ящики. Он выбрал три из них, в которые археологи складывали найденные артефакты — ящики, покрытые глиной и грязью, но сейчас пустые, он протащил их, один за другим, к месту собственной находки.

Очертив большой квадрат вокруг нарисованной Лебруном рыбы с копьем, Ренделл начал разбивать туфовую стенку, пробиваясь через нее с помощью острия лопаты, уничтожив сначала рисунок пробитой копьем рыбы (это никак нельзя было назвать варварским разрушением древних остатков), определяя и углубляя намеченный квадрат. Поверхность камня была довольно-таки крепкой, так что пришлось приложить всю силу. Но как только стена катакомбы начала поддаваться, дальше процесс пошел быстрее и легче; задача уже не казалась столь невыполнимой. Непрерывно расширяя отверстие, заполняя обломками притащенные ящики, Ренделл видел, что его работа продвигается.

Несмотря на первые признаки усталости, он упорно вонзал лопату в пористый камень все глубже и глубже.

* * *

ПРОШЕЛ ПОЧТИ ЧАС, и каждая минута этого времени была проведена в работе.

Ручьи пота струились по его щекам и груди, спина и руки ужасно болели. Еще раз он сунул лопату в сделанное отверстие, еще раз забросил обломки в почти что заполненный ящик.

Почувствовав необходимость отдыха, он оперся на древко лопаты, после чего вытащил совсем уже грязный носовой платок, чтобы оттереть пот со лба и с глаз.

Сумасшедшие люди имелись повсюду, думал Ренделл. Несколько фанатиков начали проект в Амстердаме, таким же сумасшедшим был Монти, возможно, что таким же был Лебрун в своем раю или аду, но из всех них он был самым безумным.

Что бы сказал его отец в Оук Сити, если бы увидал его сейчас? Что бы сказали Джордж Уилер и Наоми? Хуже всего, что бы сказала сейчас Анжела Монти?

В их вердикте нельзя было сомневаться. Он сошел с ума, или же это дьявол вселился в него.

Тем не менее, он не мог игнорировать и отвергнуть фантастический намек, предложенный ему тенью Роберта Лебруна — пробитая копьем рыба на листке бумаги и такая же рыба на стене траншеи.

После того, как Ренделл увидел ее, его первой мыслью было тут же связаться с Советом по Античности и Искусствам в Риме, все объяснить там и просить их помощи. Но, тщательно обдумав эту идею, он отбросил ее. Он опасался, что власти в Риме могли как-то договориться с главными деятелями Воскрешения Два. В отличие от него самого, правда им могла быть не нужна, одни лишь доходы и слава, и чувствуя подобное недоверие, Ренделл впервые смог понять причины паранойи Роберта Лебруна по отношению к его собственным врагам — как церковникам, так и к правительственным чиновникам.

И по этой вот причине, уже не связанной с паранойей, хотя решение его граничило с чем-то детским, незрелым, романтичным, Ренделл решил все делать один. Делать то, что мог бы делать и Лебрун на этом месте, останься он в живых, сорок восемь часов назад.

Пробитая копьем рыбина на стене катакомб была приглашением к раскопкам. Потому то Ренделл и начал их.

Он испробовал стену катакомб, ту самую часть, что была освещена солнцем, и на которой были древние граффити. В своих исследованиях он уже кое-что узнал про этот красноватый камень, про туф. Это была пористая порода, легко ломающаяся под небольшим давлением, но только когда туф находился в темноте и под воздействием сырости. По этой причине христиане первого-второго веков нашей эры посчитали эту породу наиболее подходящей для того, чтобы устраивать в ней катакомбы, пробивать могилы для своих покойников. Но если туф выставить на свет, на солнечные лучи и свежий воздух, он автоматически твердеет, делается практически неразрушимой породой, такой же стойкой, как мрамор. Это были факты, известные Ренделлу; вот почему его любительские археологические раскопки вообще стали возможными.