Книга Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Оставалось только поднять собак на борт. Из всех прибывших на «Фраме» выжили тридцать девять собак. Наконец-то они возвращались в цивилизацию. Некоторых из них решили отдать австралийской антарктической экспедиции Дугласа Моусона, а нескольких взяли в северный дрейф «Фрама». По словам Амундсена,

странно было видеть, как много этих старых ветеранов немедленно узнали палубу «Фрама». Стойкий Полковник, собака Вистинга, с двумя адъютантами, Здоровяком и Арни, сразу же заняли то место, где провели столько прекрасных дней во время долгого плавания на юг… Милиус и Круглый – главные любимцы Хелмера Ханссена – начали играть в углу полубака как ни в чем не бывало. Никому из людей, видевших сейчас этих шельмецов, не могло даже прийти в голову, что они пробежали во главе целого каравана до полюса и обратно. И был среди них еще один, одинокий и неприступный, безутешный и не находивший себе места. Ему никто не мог заменить погибшего напарника Фритьофа, давно нашедшего свою могилу в желудках товарищей в сотнях миль отсюда, на Барьере.

Как только собаки оказались на борту, «Фрам» снялся с якоря и, как отметил в своем дневнике Бьяаланд, оставил «эти места и Фрамхейм во всем их блеске для тех, кто еще когда-нибудь захочет сюда устремиться».

Со своим безошибочным чутьем к театральным эффектам природа набросила на сцену покрывало из серебристого тумана. Поэтому горький момент расставания длился недолго. Барьер, мыс «Человеческая голова» и все остальные знакомые ориентиры совершенно исчезли из вида.

Тенью в тумане «Фрам», словно корабль викингов, возвращающийся из набега, вышел из Китового залива и направился в открытое море. В самом Амундсене действительно было что-то от викинга. И не только его героическое видение, позволившее переключиться с одного полюса на другой. Существовала и другая черта, исконно присущая духу викингов: он был человеком, следовавшим своему предназначению; проницательным реалистом, которому, как заметил один историк, были от рождения даны «народная мудрость, хитрость крестьянина, внимание купца и солдатское нежелание быть захваченным врасплох».

Амундсен сохранил верность своему изначальному решению и в качестве места высадки выбрал Хобарт на Тасмании. Новозеландский Литтлтон был ближе, но оставался цитаделью Скотта, поэтому Амундсен не имел особого желания испытывать судьбу вторжением во вражескую крепость.

«Фрам» пересек Южный полярный круг 9 февраля, два дня спустя они увидели последние айсберги. Но, по словам Бьяаланда, корабль «полз вперед отвратительно медленно, все время встречный ветер, туман, дождь и высокие волны прямо по курсу». «Фраму» снова представилась масса возможностей продемонстрировать свои знаменитые броски и перекатывания из стороны в сторону. Сейчас он был намного легче, и его подбрасывало на волнах, как пробку. В один критический момент, когда корабль накренился, сломался гафель, в другой раз за борт выбросило молодого пса.

После долгой и трудной работы [пишет Амундсен] мы смогли накинуть на него спасательный трос и вытащить наверх. Он еле дышал. Лейтенант Гьёртсен и Вистинг [во время спасательной операции] находились за бортом и здорово наглотались воды.

Плавание было длинным и трудным.

Амундсену предстояла большая работа. Каждый день он часами сидел в своей каюте под пристальным взглядом Нансена, смотревшего на него с портрета, который, словно икона, висел над столом. Этот же портрет висел и на «Йоа» при покорении Северо-Западного прохода.

Незримое присутствие этого выдающегося человека сопровождало Амундсена во всех его делах. Он в один миг проглотил полную годовую подшивку столичной газеты «Тиденс Тегн», присланную, чтобы наверстать отставание от жизни. Подготовил телеграммы. Создал подробную историю покорения полюса для прессы. Написал и отрепетировал лекции, которые ему придется так бесчеловечно часто читать в предстоящие месяцы. Нильсен, будучи превосходным лингвистом, перевел их на английский.

Амундсен сделал то, что под силу очень немногим – и теперь скрупулезно описывал каждый шаг своей экспедиции, которая прошла именно так, как он и планировал заранее. Даже Нансен не мог похвастаться таким результатом.

Проявляющий удивительное постоянство в преданности и признательности, Амундсен оставался непреклонным в своей враждебности к кому-либо. Полюс не изменил его. Даже одержав победу, он не смог простить Йохансену ту нелепую ссору, которая произошла незадолго до выхода к полюсу.

Йохансен был глубоко несчастен. Исключение из полярной партии, видимо, стало последним унижением, которое переполнило чашу разочарований, постигших его с момента возвращения из первой экспедиции «Фрама» шестнадцать лет назад. Он написал жене меланхоличное письмо-оправдание:

Когда человек находится так далеко и предоставлен сам себе в своем великом одиночестве, он начинает много размышлять то об одном, то о другом… Что касается меня, то я все же рад, что не пострадал от ран и по-прежнему силен… Я не попал на полюс. Естественно, хотел бы… Но главное, что… мы хорошо поработали [на Земле Эдуарда VII]. Хотя, ты же сама знаешь, публику интересуют только те, кто был на полюсе. Что ж, мне плевать. Тем не менее я тоже помог южной партии попасть на полюс, даже если и не участвовал в последнем броске, и знаю, что мне признательны за это те люди, с которыми я работал… Ну, что ни делается – все к лучшему.

Бороться с погодой – выматывающее занятие, и хуже всего, когда приходится пробиваться навстречу ветру, особенно на корабле вроде «Фрама», который идет носом в подветренную сторону, словно краб. Во второй половине февраля команда начала падать духом.

Для Амундсена покорение полюса теперь было в прошлом. Это достижение уже само по себе стало наградой. Но нападки на его поступок в отношении изменения маршрута и реакция соотечественников, которую он счел предательством, до крайности обнажили его нервы.

Сейчас все его мысли занимал предстоящий арктический дрейф. Из-за «отклонения» к Южному полюсу его спутники были освобождены от обязанности соблюдать условия своих контрактов. Поэтому, пока «Фрам» нырял и переваливался в морской пене, направляясь к Хобарту, он попросил их отправиться с ним в тот самый, изначально запланированный арктический дрейф. Большинство членов команды согласились. Вистинг и Хелмер Ханссен сейчас последовали бы за ним куда угодно. Бьяаланд отказался из-за того, что это было «слишком сразу». «Путешествие будет долгим и трудным, – мрачно доверился он своему дневнику, – насколько я знаю этого старого зануду».

К концу февраля Амундсен снова начал нервничать. Он был в пути уже месяц, а ветер оставался встречным, словно пытался не пустить его на сушу. Он мучился, представляя себе, как Скотт побеждает его в гонке к телеграфному аппарату и выигрывает добрую половину дела. Но, с другой стороны, Амундсен получал странное удовольствие от того, что окончание путешествия откладывалось. Есть что-то уютное в полном бездействии корабля, находящегося в открытом море, даже если его, как «Фрам», немилосердно треплет штормовой ветер. На берегу может ждать лишь крушение иллюзий. Амундсен, как и Колумб, этот архетипический первооткрыватель и странник, был по-настоящему счастлив только в движении, направляясь «отсюда» «туда».