Книга Их послал на смерть Жуков? Гибель армии генерала Ефремова - Владимир Мельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
История так и не открыла тайну — в чем был секрет подобной лояльности полководца к Якову Петровичу? Мало того, несколько позднее, когда Сталин потребовал представить список пропавших без вести и вышедших из окружения старших офицеров, генерал Жуков подал в их числе и Тетушкина.
«3 мая 1942 года
ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ.
…В числе вышедших командир… начальник штаба 338 СД ТЕТУШКИН…
Случайная ошибка или список включал всех, кто остался в живых?
Ни о какой случайности не могло быть и речи, ведь начальник штаба 33-й армии генерал Кондратьев, когда из штаба фронта поступило распоряжение о предоставлении списка старших офицеров, вышедших из окружения, доложил следующее:
«НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ЗАПАДНОГО ФРОНТА.
…Вышли следующие лица старшего комначсостава:
1. Полковник БОДРОВ В.С.
2. Майор ТОЛСТИКОВ П.Ф.
3. Майор ТРЕТЬЯКОВ А.Р.
4. Майор СМУРЫГИН.
5. Батальон. комиссар ЯКУШИН.
6. Батальон. комиссар МИТРОФАНОВ.
7. Капитан САВИН П.И.
8. Лейтенант гос. безопасности ТКАЧУК П.М.
9. Старший лейтенант КОРОДА Н.Ф.
10. Ветврач ЧАРОЧКИН А.И.
Убит старший батальонный комиссар ДАВЫДОВ, тяжело ранен полковник УШАКОВ, ранен полковник МИРОНОВ.
Как видно, полковника Тетушкина в этом списке нет. Чем так приворожил Георгия Константиновича Жукова Яков Петрович Тетушкин? Наглостью своего поступка или тем, что этот поступок был совершен по отношению к командующему 33-й армией генерал-лейтенанту Ефремову?
Полковник Я. П. Тетушкин
Из письма бывшего судьи Военного трибунала 338-й СД Максютова Ивана Петровича:
«…В отношении полковника Тетушкина мы знали, что генерал Ефремов был озадачен, как умудрился тот с легким ранением улететь на самолете в тыл, ведь не всегда даже тяжелораненые командиры могли получить место на самолете. Вроде бы даже было предположение, что у Тетушкина был самострел — ранение ноги. Вроде бы его разбирали в трибунале, и ему было снижено звание до майора…»
Нет, никто не судил полковника Тетушкина за побег, никто не снижал его в воинском звании. Весна и лето 1942 года были очень тяжелыми для страны и армии, и ему повезло: было не до него.
Есть еще один интересный факт из жизни беглого полковника: 10 июля 1942 года командир 141-й СД полковник Я. П. Тетушкин отправил в адрес члена Политбюро и секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова письмо, в котором высказал, так сказать, свое видение войны, начиная от плохой дисциплины среди бойцов и командиров, заканчивая ржавыми винтовками и хорошим видом пленных немецких солдат и офицеров. В своем письме полковник Тетушкин не преминул отметить следующее:
«…Дисциплина, как и везде, особенно необходима в бою, тут она решает дело.
…Я был в 33-й армии зимой этого года. Там дело обстояло просто. Вызывает к телефону командарм или его начальник штаба… и кричит: „Сволочь, оболтус… твою мать… почему ваш полк не может взять деревню, сегодня приеду и расстреляю вас всех“. Конечно, никто из них за полгода к нам в дивизию не приезжал, а по телефону расстреливали командование дивизии по пять раз в день. Я задаю вопрос — когда и в какой армии были и есть такие отношения между высшим комсоставом? Разве это поможет успеху боя? Как раз наоборот. Эта закваска спускается вниз во все звенья. Кругом стоит сплошной мат. А дело, конечно, не улучшается и не может улучшиться от этого. Командарм 33-й армии даже бил по лицу командиров, причем совершенно ни за что…».
И в таком духе еще несколько листов и о деятельности начальников, и о работе их штабов, и о снабжении.
Причем очень интересная концовка письма, в которой разошедшийся Яков Петрович Тетушкин советует члену Политбюро и секретарю ЦК ВКП(б): «Выводы из этого делайте сами».
Правда, о том, что он подло бежал из района окружения 33-й армии, высадив из самолета тяжелораненого офицера, он почему-то не написал. Сказалась, наверное, «природная скромность». Многие замечания Тетушкина по организации боевых действий, поддержанию воинской дисциплины среди бойцов и командиров вполне обоснованы. Только сам начальник штаба 338-й СД был из той категории командиров, которые умели красиво говорить и писать (и рисовал Яков Петрович, кстати, тоже очень хорошо), но при первом же выстреле оказывались далеко от переднего края, забывая обо всем.
Хорошо известно, что генерал Г. К. Жуков, так же как и генерал А. И. Еременко, отмечал, что генерал-лейтенант М. Г. Ефремов слишком интеллигентно управляет войсками, не ругается и не распускает рук, а здесь товарищ Тетушкин вдруг вспомнил факт того, что Михаил Григорьевич бил командиров по лицу. Кто-то из них троих явно врет.
К началу выхода из окружения в 338-й СД сложилась такая ситуация, что все управление остатками частей дивизии осуществлялось через штаб артиллерии дивизии во главе с начальником артиллерии дивизии полковником Н. М. Панковым. Обстановка усугублялась еще и тем, что полковник В. Г. Кучинев, не полностью оправившийся после ранения, в ходе последних боев сильно обморозил ноги. Комдив-338 вместе с начальником артиллерии дивизии последние дни находились при 910-м АП, который к вечеру 12 апреля сосредоточился в лесу, в 1,5 км юго-восточнее Жолобово, недалеко от высоты с отм. 206,2, через которую шла лесная тропинка к шпыревской дороге.
По воспоминаниям оставшихся в живых участников тех событий, с самого начала движения колонны 160-й СД и оперативной группы штаба армии, как только прошли лощину Цикунова, или, как ее называли бойцы, «лощину раненых» (там находился обоз с ранеными и больными), начали возникать различные негативные моменты. Дисциплина марша отсутствовала. Многие командиры и бойцы во время марша отстали от своих подразделений, приняв решение пробиваться за линию фронта мелкими группами.
Вот что пишет о начале выхода инструктор пропаганды 910-го АП 338-й СД политрук И. А. Снетков:
«Нервное состояние многих бойцов было таким, что шли они скорее автоматически, совершенно не сознавая о происходящем вокруг них. Они были как бы равнодушны к тому, что будет им предстоять в следующую минуту. Не могу без содрогания вспоминать те дни. У меня от психического перенапряжения перестали двигаться руки. Их как бы парализовало. Мои бойцы запихнули руки мне за пояс. К поясу привязали веревочку и таким образом вели меня вперед…»