Книга Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес

Казалось, начатая вчера в доме игра попросту перенесена сегодня под открытое небо. Огни десятков фонариков моментально вспыхнули и принялись, скрещивая лучи, обследовать парк, окружавший Раст-Холл. Фонарик Патришии, описав лучом круг, высветил лицо Уэджа. Для человека, чье главное сокровище подвергалось сейчас, возможно, смертельной опасности, Уэдж выглядел на удивление спокойным. Видимо, под влиянием явно военного аспекта поисковой операции он спросил:

– Вы проводили здесь рекогносцировку на местности?

А встретив ее недоуменный взгляд, повторил:

– Вам знакомы эти треклятые окрестности?

– Не слишком хорошо. Но могу вас заверить, что мы по-прежнему находимся на подъездной дорожке, поскольку она огибает весь дом.

– А река? – Уэдж привык к сидячему образу жизни и, неоднократно бывая в Расте, за много лет никогда не выходил за пределы сада.

– Река отсюда достаточно далеко. Ее вы не увидели бы даже днем.

– От постоянного чтения приключенческих историй дуреешь, – признался Уэдж. – Голова забивается всяческим вздором. Пора вернуться к нормальному мышлению. Не отставайте от меня.

Он рванулся вперед, и Патришия двинулась следом. Уэдж был все-таки незаурядной личностью, а тревога обострила его воображение, вызвав к жизни поистине наполеоновский план собственной разработки. Но Патришию сейчас больше волновала полная утрата контакта с Белиндой. Она остановилась и вслушалась. Ночной воздух за спиной полнился возбужденным бормотанием, прерываемым внезапными восклицаниями, выражавшими то испуг, то удивление. Одна из поисковых групп попалась на уловку с ложной аллеей, угодила в остатки старого пруда и теперь топталась в жидкой грязи. Посреди сумятицы вновь выглянула луна, как старый фермер выглядывает из-за своей живой изгороди, чтобы посмотреть, какие странности происходят по другую сторону. Разведгруппа окончательно распалась на части: лунный свет выявил множество отдельных силуэтов, одиноко бродивших по парку. Впрочем, композиция выглядела даже живописно: ночные прогулки зимой при луне – вполне во вкусе Тенирса или Бота. Хотя на самом деле все это больше напоминало трагикомедию, которую с удовольствием могла воспринимать только луна из своей высокой ложи.

Детлепс пытался собрать в одном месте свою рассеявшуюся армию: взмахивая рукой в воздухе, он хлопал потом себя ладонью по макушке. Для Патришии, не знакомой с обычаями и приемами военных, этот жест представлялся полным идиотизмом. Другие местные из числа тех, кто постарше, решили, что настала пора кричать. Воздев лица к небесам, они принялись выкликивать фамилию Элиота – один командирским, другие встревоженным, третьи умоляющим тоном. Происходившее вокруг едва не вызвало у Патришии приступ истерического смеха, но ее очень вовремя и неожиданно ухватили за рукав. Это была миссис Моул, а в Патришию она вцепилась, чтобы не потерять равновесие на высоких каблуках. Но потом решительно скинула туфли.

– Не думаю, что меня кто-то упрекнет за это, – сказала она. – А вот и Белинда. В такую ночь нам следует держаться вместе, как вы полагаете?

Поисковики во главе с Детлепсом продолжали держаться подъездной дорожки, которая сначала ввела их в заблуждение, заставив отойти в сторону от дома, хотя тот все еще невидимо оставался где-то рядом. Они описали полукруг и снова оказались посреди парка, похожие на незадачливых охотников на зайца. Справа опять возник силуэт особняка. Патришия, шедшая за Белиндой и Тимми, оглянулась, чтобы сориентироваться. А поскольку все остальные смотрели вперед, она стала единственным свидетелем дезертирства Кермода.

Кермод в тот вечер сильно перебрал, а потому каждое движение давалось ему с двойным трудом. Патришия заметила сначала, как он перешел на легкий прогулочный шаг. Поскольку он то и дело поглядывал на луну, то и выражение его лица читалось отчетливо. Он был, безусловно, взволнован, как и все остальные, но в то же время явно утомился от бесцельной беготни по запутанным следам, а его ум занимало уж точно не решение таинственных загадок. Он смотрел то на луну, то в землю, то оглядывал парк, но основным центром притяжения для его взгляда служил одинокий огонек, горевший примерно в полумиле отсюда. И внезапно мрачное выражение на физиономии Кермода сменилось чуть ли ни радостным. Мгновением позже он свернул с подъездной дорожки, перебрался через какую-то ограду и стал удаляться по нетронутому еще другими следами снегу. Патришия собралась было проследить за ним, но ее заставил остановиться самый громкий из до сих пор звучавших в этой тревожной ночи звуков.

Рядом с домом грянул пистолетный выстрел, эхом разнесшийся по парку. За ним последовала череда кратких, испуганных, взволнованных визгов, и все это пугало тем больше, что не походило на крики, которые мог бы издавать даже испытывавший невероятную боль раненый человек. И уж точно не напоминало тот единственный вопль, который все слышали чуть раньше.

Местные разом повернулись в сторону дома и побежали. Наиболее удачливые из них сумели найти прямой путь, который вел через огород, мимо конюшен и поперек лужайки. Но к Раст-Холлу они приблизились с незнакомой им прежде стороны – к высокой стене, лишенной окон. Густо покрытая плющом, она напоминала при лунном свете замерзшее, но при этом грозное море. А над самой его поверхностью метались десятки вспугнутых летучих мышей, оглашавших окрестности писком, который не воспринимали их собственные глухие ко всему уши.

В центре стены располагалась единственная дверь, стоявшая сейчас распахнутой и зиявшая чернотой проема.

Тимми и Белинда лучше всех знали устройство дома и к тому же, в отличие от остальных, не колебались ни секунды, а потому вошли внутрь первыми. Добрый десяток мужчин последовали за ними; лучи фонариков забегали повсюду, и оказалось, что компания снова попала в театр, построенный сэром Джервейсом Элиотом. Неожиданно знакомое помещение привело гостей в некоторое замешательство, и в наступившей тишине театр явил все свои обычные приметы. Под высоким потолком тускло светились сине-зеленые стекла узких окон, и прозрачные щупальца сине-зеленого света ползли по стенам, но меркли и гасли на всё еще очень большой высоте. Мертвый, холодный и пустой театр производил нереальное и пугающее впечатление, словно лунный кратер. Едкий запах порохового дыма усиливал впечатление, что какое-то химическое вещество выделялось из подземного источника, а с потолка, подобно жидкости, просачивающейся сквозь расслоившийся камень пещеры, что-то капало.

Лучи фонариков обшарили разбросанные по залу стулья, валявшуюся на полу одинокую перчатку и россыпь программок, в которых объяснялся сюжет и смысл столь сложной для понимания современной театральной постановки, – остатки неудачно закончившегося вечера. Лучи переместились в поисках занавеса, столь резко опущенного во время конфуза с мисс Кейви. Но он исчез. Как вытянутые в темноте руки, не встречающие ожидаемого сопротивления, фонарики высветили полукруг просцениума, отбросив резкие тени в глубину подмостков. И теперь действительно наступил конец: финальный эпизод представления, подготовленный к глубокой ночи. Любительский театр в Расте закончился и перерос в шоу, задуманное куда как более профессионально. Казалось, посреди опустевших подмостков на невидимом троне восседает сама Драма.