Книга Инструментарий человечества - Кордвейнер Смит

Закончив приготовления, Б’диккат жестом велел стаду приблизиться. Они подошли, сияя от счастья. Он прошел сквозь их ряды к женщине, из шеи которой росло тело мальчика. Механический голос Б’дикката грянул из колонки, располагавшейся сверху на костюме:

– Хорошая девочка. Умница. Ты получишь большой подарок.

Он воткнул в нее иглу и держал так долго, что Мерсер увидел воздушный пузырь, плывший от насоса к бутылке.

Потом Б’диккат занялся остальными, одаривая их громогласными словами, с невероятной грацией перемещаясь между людьми. Сверкая иглой, он делал им подкожные инъекции под давлением. Люди садились или ложились на землю, словно в полусне.

Б’диккат узнал Мерсера.

– Привет, дружище. Теперь ты сможешь повеселиться. В хижине тебя бы это убило. У тебя есть для меня что-нибудь?

Мерсер начал заикаться, не понимая, о чем говорит Б’диккат, и двуносый мужчина ответил за него:

– Думаю, у него есть отличная детская голова, но она еще недостаточно большая.

Мерсер даже не заметил прикосновения иглы к руке.

Б’диккат повернулся к следующей группке людей, когда Мерсера накрыл суперкондамин.

Он хотел побежать вслед за Б’диккатом, обнять свинцовый скафандр, сказать Б’диккату, что любит его. Мерсер споткнулся и упал, но не почувствовал боли.

Многотелая девушка лежала рядом с ним.

– Разве это не чудесно? – спросил ее Мерсер. – Ты прекрасна, прекрасна, прекрасна. Я так счастлив быть здесь.

Покрытая руками женщина подошла и села рядом с ними. Она излучала тепло и радушие. Мерсер нашел ее внешность неординарной и очаровательной. Он скинул с себя одежду. Казалось глупым и заносчивым носить одежду, когда все эти милые люди были раздеты.

Женщины лепетали и мурлыкали над ним.

Уголком сознания он понимал, что они не произносят слов, лишь выражают эйфорию наркотика, столь мощного, что его запретили в известной вселенной. Но большая часть его сознания испытывала счастье. Он задумался, отчего некоторым выпал шанс посетить столь замечательную планету. Хотел обсудить это с госпожой Да, но запутался в словах.

Мерсер ощутил болезненный укол в живот. Наркотик бросился на боль и поглотил ее. Это напоминало шапочку в госпитале, но было в тысячу раз лучше. Боль исчезла, хотя поначалу казалась невыносимой.

Он заставил себя сосредоточиться. Сфокусировал мысли и сказал двум дамам, что лежали, розовые и обнаженные, рядом с ним в пустыне.

– Это был хороший укус. Быть может, я отращу еще одну голову. Вот Б’диккат обрадуется!

Госпожа Да привела верхнее тело в вертикальное положение.

– Я тоже сильная, – сказала она. – И могу говорить. Запомни, парень, запомни. Люди не живут вечно. Мы тоже можем умереть, можем умереть, как обычные люди. Я так верю в смерть!

Мерсер улыбнулся ей сквозь свое счастье.

– Конечно, можешь. Но разве не приятно…

Тут он почувствовал, как немеют губы и обмякает разум. Он был в полном сознании, но не хотел ничего делать. В этом прекрасном месте, среди этих общительных, привлекательных людей он сидел и улыбался.

Б’диккат стерилизовал свои ножи.

Мерсер задумался, сколько длится действие суперкондамина. Он перенес процедуры дромозоев без криков и движения. Нервная агония и кожный зуд были чем-то, происходящим поблизости, но не имеющим значения. Он наблюдал за своим телом с отстраненным, небрежным интересом. Госпожа Да и покрытая руками женщина остались рядом с ним. Долгое время спустя получеловек подполз к их группке на своих мощных руках. Сонно, дружелюбно моргнул и вернулся в расслабленный ступор, из которого вышел. Однажды Мерсер увидел, как восходит солнце, на секунду прикрыл глаза, а когда снова открыл их, над ним сияли звезды. Время лишилось смысла. Дромозои кормили его своим таинственным способом; наркотик отменил потребность тела в цикличности.

Наконец он ощутил, как возвращается внутренняя боль.

Боль осталась прежней; он сам изменился.

Он знал все события, которые могли произойти на Шайол. Хорошо помнил их по периоду счастья. Прежде он их замечал – а теперь чувствовал.

Он попытался спросить госпожу Да, как долго на них действовал наркотик и сколько придется ждать новой дозы. Она улыбнулась ему с доброжелательной, отстраненной радостью; очевидно, ее многочисленные торсы, вытянувшиеся на земле, обладали способностью дольше сохранять наркотик. Она желала ему добра, но была неспособна говорить.

Получеловек лежал на земле, артерии красиво пульсировали за полупрозрачной пленкой, защищавшей его брюшную полость.

Мерсер стиснул плечо получеловека.

Тот проснулся, узнал Мерсера и одарил его довольной, сонной улыбкой.

– «Утро доброе тебе, мальчик мой». Это из пьесы. Ты когда-нибудь видел пьесу?

– Ты имеешь в виду карточную игру?

– Нет, – ответил получеловек, – что-то вроде зрительной машины, в которой сцены исполняют настоящие люди.

– Я никогда такого не видел, но… – начал Мерсер.

– Но ты хотел спросить, когда вернется Б’диккат с иглой.

– Да, – подтвердил Мерсер, немного стыдясь своей откровенности.

– Скоро, – сказал получеловек. – Вот почему я вспомнил пьесы. Мы все знаем, что должно произойти, и знаем, когда это произойдет. Знаем, как поступят манекены, – он обвел рукой холмики, в которых спали люди без мозга, – и знаем, что спросят новые люди. Но никогда не знаем, сколько продлится сцена.

– Что такое «сцена»? – спросил Мерсер. – Название иглы?

Получеловек рассмеялся почти искренне.

– Нет, нет, нет. У тебя на уме одни удовольствия. Сцена – это часть пьесы. Я хочу сказать, что мы знаем порядок событий, но у нас нет часов, и никто не заботится считать дни или вести календарь, а времена года здесь не выражены, и потому никто не знает, сколько длится то или иное событие. Боль кажется краткой, а наслаждение – долгим. Я склонен считать, что и то и другое занимает около двух земных недель.

В прежней жизни Мерсер не был начитанным и не знал, что такое «земная неделя», но больше он от получеловека ничего не добился. Получеловек получил дромозойный имплантат, покраснел и бессмысленно крикнул Мерсеру:

– Вытащи его из меня, идиот! Вытащи!

На глазах у беспомощного Мерсера он перекатился на бок, повернувшись к Мерсеру грязной розовой спиной, и хрипло, тихо заплакал.

Сам Мерсер не мог сказать, сколько прошло времени, прежде чем вернулся Б’диккат. Может, несколько дней. А может, несколько месяцев.

Б’диккат снова расхаживал среди них, подобно отцу; они снова толпились вокруг, подобно детям. На этот раз Б’диккат довольно улыбнулся при виде маленькой головы, выросшей на бедре Мерсера, – головы спящего ребенка, покрытой светлыми волосами, с изящными бровями над сомкнутыми веками. Мерсер получил благословенный укол.