Книга Письма с Прусской войны - Денис Сдвижков

4) Когда король двинулся на русских, он увидел перед каждым из неприятельских полков впереди длиннобородых людей, похожих на иудеев, которые держали что-то в руках. Монарх справился, кто это, и что это означает. Когда Его Величеству ответили, что это попы, полковые священники, которые несут кресты, Его Величество не могли сдержать смеха. Однако несчастным крестоносцам приходилось хуже всего; ибо несколько из них немедленно были сражены ядрами, а еще одного растерзали около Дамма. Итак, им отнюдь не помогло, что вечером накануне баталии они причастили и особо освятили свои полки[1775].

5) Граф фон Фермор принадлежал, как уже указывалось выше, к лютеранской церкви; у него был также свой полевой священник, который некоторое время пробыл в Дамме; не могу, впрочем, утверждать, что это был тот самый, которого я видел[1776]. Булочник же его (Фермора. — Д. С.) лежал среди пленных, но должен был повязать фартук и по приказу барона фон Кайзерлинга, тогдашнего коменданта в Нойдамме, помогать городским пекарям печь хлеб. Достоверно известно, что в Ландсберге названный генерал принимал причастие из рук инспектора Маркса, и в то же время он послал прочим священникам хорошее пожертвование за исповедь. Внешне он высокий, сухощавый, бледный и рябой; по характеру скорее рассудительный. Генерал фон Штоффель же низенький и вид имеет отнюдь не воинственный. Он постоянно закусывает нижнюю губу и шевелит пальцами, рыжий — и тем не менее (! — Д. С.) хороший человек.

6) Когда после баталии Король велел привести к себе пленных русских генералов, он спросил их с суровым выражением: Кто вы, господа? Они отвечали: Мы генерал-лейтенанты и генерал-майоры. На что монарх ответил: Генералы? Вы поджигатели, а не генералы! Несмотря на это, они просили Короля предоставить им на время плена хорошие квартиры. «Вы получите лучшее, что есть в Кюстринской крепости», — ответил Его Величество — и это были казематы, единственные уцелевшие от пожара.

7) Несмотря на то, что, как известно, от Кюстрина до Дамма на 2 мили вокруг были сожжены восемь деревень, в день баталии наши гусары все же привели таких же гнусных поджигателей. Они поймали их с горючими материалами в форштатах Нойдамма, которые те собирались поджечь. Тем временем Зольдинские ворота, со стороны которых опасались подхода русских подкреплений[1777], были забаррикадированы и закиданы навозом, и в то же время оборудованы бойницами и поставлены пушки, как и на других.

8) В день баталии во всем городе нельзя было найти ни хлеба, ни пива, ни водки; к вечеру же второго дня и не капли колодезной воды. Так как колодцы были разбиты фурманами из обоза — не только на улицах, но и в домах и во дворах; их разворошили, чтобы найти воды. Как жадно все черпали ведрами, горшками, — даже гренадерками! — пока не вычерпали все.

9) Когда русские, числом 1500, лежали за моим домом на церковном дворе, в мою дверь среди прочих зашел бригадир Сиверс[1778] в сопровождении нескольких русских офицеров. Левая рука у него была на перевязи, пустой рукав кафтана свисал сзади. Этот генерал высокий, хорошо сложен, в шляпе с плюмажем, но без шпаги, поскольку в плену. У караульного офицера в моей комнате он попросил разрешения посетить находившихся среди пленных слуг — своих и князя Сулковского. Когда он появился на церковном дворе, все пленные, теснясь, окружили его, но в совершенной горести и тишине, и целовали полы его кафтана. Сам он тоже не произнес ни слова, лишь раздавал им тинфы[1779], 5 штук которых составляли 1 рейхсталер, а они снова целовали его платье.

Между тем к моему дому и на церковный двор подошел барон фон Кайзерлинг. Немедленно из моей школьной аудитории, которая теперь была караульней, выскочили, как это почти всегда происходило [в таких случаях], 50 человек, и выстроились перед школой с ружьями. Бригадир Сиверс немедленно подошел к барону фон Кайзерлингу и пожаловался ему на то, что пленным приходится очень плохо, так как в продолжение трех дней они не получали ни хлеба, ни водки. Из-за большой жары они должны были либо страдать от жажды, либо вынуждены были покупать у пришедших за них поглазеть за несколько копеек воду в шляпах, касках, разбитых бутылках и старых горшках.

Немедленно были даны особые распоряжения. 20 человек караульных делали круг, в который впускали по очереди по 50 человек русских. Под дулами заряженных и взведенных ружей их водили на озеро, которое плещется рядом с Новым городом. Тут воочию представали картины войск Гедеоновых[1780]. Здесь страдавшие жаждой необыкновенно жадно пили из шляп, гренадерок и горстями. А некоторые из старых осколков стекла и глиняных горшков. Кто-то лакал воду, как собака, лежа на земле. Это продолжалось, пока все из здоровых пленных не напились. Раненым же [по-прежнему] приходилось страдать или покупать воду задорого. Водку же русским продавали даже маркитанты по 1 рейхсталеру за кварту[1781].

10) Манера трапезничать у русских, пожалуй, скорее вызывает отвращение, чем желание им подражать. Тыквы и огурцы они едят прямо с огородов, незрелыми, вместе с землей и гнилью, сырыми и необработанными. Либо же они режут эти овощи такими, как их сорвали, и делают из них вместе с хлебом, водой, уксусом и луком холодную похлебку. За этим блюдом их застал генерал Штоффель на нашей бумажной мельнице, где он попросил ему все показать, сделать при нем разные сорта бумаги, и купил их[1782].