Книга Письма с Прусской войны - Денис Сдвижков

Из-за этого обстоятельства после того всех здоровых пленных перевели в Берлин и Магдебург, где в двух милях от Берлина они снова подняли бунт, убив 8 человек нашей команды — против того, однако, было снова убито до 20 пленных. Генералы же и знатнейшие офицеры по-прежнему на момент, когда я это пишу, все еще пребывают в Кюстрине.

Наполовину выгоревший малый форштадт ныне полностью разобран по кучам. В самом же городе не найти больше ни куска дерева — все выгорело. Главная и дворцовая церкви — в руинах. Все своды и подвалы обрушились; палата[1770], администрация и консистория теперь во Франкфурте-на-Одере, однако их должны перевести в Зольдин или Зонненбург.

Где сейчас русские? Этим вопросом я хочу завершить это сочинение.

VII. О визите русских после битвы

Каждый день после того, как наша армия покинула поле битвы и часть ее последовала за королем в Саксонию, у нас снова появлялись казаки и гусары, как офицеры, так и рядовые. Хотя они вели себя очень робко, тем не менее все же забирали вино и съестные припасы безденежно. Они также снова взяли с собой нашего городского секретаря Фемеля и требовали новые выкупные суммы.

Они посещали нас даже тогда, когда граф фон Дона [со своим корпусом] стоял у Блюмберга, в миле от нас. Даже когда в предыдущую неделю большая армия Дона стояла рядом с нашими Кюстринскими воротами, находясь в главном лагере у палисадов, а перед Зольдинскими воротами так же близко был лагерь двух гусарских полков, Малаховского и Рюша, русские партии от 3 до 400 человек показывались вокруг Дамма, всего в 3 милях.

Из Зольдина и Ландсберга их вытеснили. Но в Дамме они появлялись ежедневно, поскольку там не было прусского гарнизона; между Зольдином и Ландсбергом же размещалась наша армия.

Они опять показывались с обнаженными саблями на нашем рынке и спрашивали, были ли в городе пруссаки. Когда им говорили «да», они отвечали, «черт бы их побрал из города».

Недавно здесь проезжал захваченный нашими в Старгарде русский магазин на 2000 подводах, тут устраивалась дневка. Мы подвергались при этом величайшей опасности. Русские подошли непосредственно к городским воротам и приближались вплотную к обозам, которые они очень хотели бы отбить обратно. Однако состоявшее из пехоты, кавалерии и артиллерии охранение было сильным. Впрочем, неприятели разграбили наши мельницы и фольварки и угнали наше стадо.

У Пиритца четыре дня назад дело дошло до серьезной перестрелки. Там стоял русский корпус примерно в 15 000 человек — главная армия же располагалась в Старгарде. Правда, были предположения о нашем присутствии в этой местности, и в то же время о подкреплениях со стороны неприятеля — однако успех дела показал, что они отступали обратно в Польшу, и граф фон Дона снова выступил против шведов. Да будет же Бог нашей надеждой и силой, помощником в великих бедствиях, которые выпали на нашу долю. Бог Иакова да будет нам защитой. Аминь!

Нойдамм, 10 октября 1758 года.

VIII. Некоторые побочные замечания и анекдоты относящиеся до этого известия

а) О случившемся до и после баталии.

1-е Примечание.

Первый русский, которого Его Королевское Величество увидели накануне баталии, был гусар. В течение среды[1771] он был в Беервальде[1772] в двух милях от Дамма. Вдруг он услышал о приближении пруссаков. В величайшем страхе он скакал туда и сюда, прося о проводнике, который мог его вывести к русской армии, однако ему отказывали. Наконец, ничего не подозревая, он наткнулся на местного палача Кнехта и умолял его: Братец, уведи меня, Prüssike приближаются — я тебя отблагодарю. Тот ответил: «хорошо, давай только сначала выпьем по стакану Krusulki». Выпив на брудершафт, достопочтенный провожатый сел сзади на гусарскую лошадь и вывел его прямо на прусскую армию. Cовершенно его обчистив и отняв лошадь, он передал его гусарам из авангарда. Когда его повели к королю, Его Величество уже издалека воскликнули «Кончайте каналью!»[1773]

2) Когда король еще вечером перед баталией передал по армии приказ: завтра будет дано сражение, но ни одному русскому пощады не давать, этот приказ стал благодаря шпиону в тот же вечер известен в неприятельской армии. На это генерал-аншеф Фермор также еще ночью объявил: завтра будет дано сражение, и так как по именному приказу короля Прусского ни одному русскому не будет даровано пощады, то вам следует стоять и сражаться или умереть.

Следует полагать, что если бы такого не произошло, вся русская армия после крупного поражения сложила бы оружие. Кто, однако, поставит этот приказ в вину мудрому и всегда великодушному Фридриху? Кто осмелится пенять Ему на это, когда милостивейший монарх был на этот раз столь ожесточен против такого неприятеля.

Владыка два раза посетил вчера Кюстринскую Трою, своими глазами увидел, что не осталось ни одной крыши, ни куска дерева, а лишь потрескавшиеся, наклонившиеся и обрушенные стены — жалкие руины этого прекрасного города. Сколь чувствительным было это зрелище для Отца своих Народов! Воскликнем в печали: о горе![1774] Поистине не описать и не изобразить живо вызванные этим чувства и движение сердца.

Друг человечества, король, видел поднимающийся от обрушившихся стен и сводов дым — дым от величайших ценностей и архивов, которые тлели под руинами; дым, который превращался в великий жар, стоило чуть пошевелить пепел! Одним словом — наисовершеннейший король видел в Кюстрине всю выгоревшую и претерпевшую несчастья Марку.

Как такое могло не подвигнуть сердце Короля к праведной мести? Ибо пламя пожрало в особенности три битком набитых склада с припасами и все привезенное в крепость зерно, — они дымились и распространяли удушливый запах еще в течение шести недель.

3) Когда Король в 9 часов [утра] 25 августа изволили отослать нашего лесника назад передать полковнику Мюллеру, командующему артиллерией, чтобы он выкатил орудия в количестве 9 штук, тот уже выдвинул 18 штук и начал в этот момент канонаду. В то же время Королю потребовалась осмотрительность, чтобы неприятель не обнаружил, что он делает рекогносцировку, и он закричал фельдъегерям: «Назад! назад! моя свита слишком многочисленна!»