Книга Инструментарий человечества - Кордвейнер Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, я не хочу его обсуждать. Это преступление без названия. Против императорской семьи…
– Отлично, – произнес доктор, – это здравый подход. Преступление осталось в прошлом. Впереди вас ждет будущее. Итак, я могу разрушить ваш разум, прежде чем вы отправитесь вниз. Если вы этого захотите.
– Это противозаконно, – заметил Мерсер.
Доктор Вомакт улыбнулся, тепло и уверенно.
– Само собой. Многие вещи идут вразрез с людскими законами. Но есть еще и научные законы. На Шайол ваше тело будет служить науке. Для меня не имеет значения, будет ли это тело обладать разумом Мерсера – или низшего моллюска. Придется оставить вам достаточно рассудка, чтобы тело функционировало, но я могу стереть ваше историческое «я» и дать вашему телу шанс быть счастливым. Выбор за вами, Мерсер. Хотите остаться собой или нет?
Мерсер покачал головой.
– Я не знаю.
– Я рискую, предоставляя вам этот выбор, – заметил доктор Вомакт. – На вашем месте я бы не раздумывал. Внизу весьма скверно.
Мерсер посмотрел в широкое, полное лицо доктора. Он не доверял его добродушной улыбке. Быть может, это была уловка, чтобы усугубить наказание. Жестокость императора вошла в поговорки. Достаточно вспомнить, как он поступил с женой своего предшественника, вдовствующей императрицей госпожой Да. Она была моложе самого императора – а он отправил ее в ссылку хуже смерти. Если Мерсера приговорили к Шайол, с чего этому врачу нарушать правила? Быть может, его самого ввели в заблуждение, и он не знал, что предлагает.
Доктор Вомакт прочел выражение лица Мерсера.
– Ну хорошо. Вы отказываетесь. Желаете забрать рассудок с собой. Меня это устраивает. Вы не на моей совести. Полагаю, от следующего предложения вы тоже откажетесь. Хотите, чтобы я лишил вас глаз, прежде чем вы отправитесь вниз? Без зрения вам будет намного удобней. Я это точно знаю, благодаря голосам, которые мы записываем для предупредительных передач. Я могу перерезать вам зрительные нервы, и ваше зрение никогда не восстановится.
Мерсер качнулся туда-сюда. Жгучая боль превратилась в повсеместный зуд, однако рана в душе была серьезней физического дискомфорта.
– Тоже отказываетесь? – спросил доктор.
– Думаю, да, – ответил Мерсер.
– Тогда мне остается лишь подготовиться. Можете на время оставить шапочку, если желаете.
– Прежде чем я надену шапочку, вы расскажете мне, что происходит внизу? – спросил Мерсер.
– Кое-что, – сказал врач. – Там есть смотритель. Мужчина, но не человеческое существо. Гомункул, созданный из крупного рогатого скота. Он разумен и чрезвычайно добросовестен. Экземпляров вроде вас выпускают на поверхность Шайол. Там обитает особая жизненная форма – дромозои. Когда они заселяют ваше тело, Б’диккат – так зовут смотрителя – вырезает их под анестезией и отправляет наверх. Мы замораживаем культуры тканей, они совместимы почти с любым живым видом, который потребляет кислород. Половина восстанавливающих операций во всей вселенной проводится с использованием зачатков, которые высылают отсюда. Шайол – очень благоприятное место с точки зрения выживания. Вы не умрете.
– Хотите сказать, что меня ждет вечное наказание, – произнес Мерсер.
– Я этого не говорил, – возразил доктор Вомакт. – А если и сказал, то был неправ. Вы не умрете быстро. Я не знаю, сколько вы проживете внизу. Помните, как бы плохо вам ни было, образцы, которые отправляет наверх Б’диккат, помогут тысячам людей во всех населенных мирах. А теперь возьмите шапочку.
– Я бы лучше побеседовал, – ответил Мерсер. – Возможно, другого шанса мне не представится.
Доктор кинул на него странный взгляд.
– Если можете выносить боль, давайте побеседуем.
– Могу ли я совершить там самоубийство?
– Не знаю, – сказал врач. – Такого ни разу не случалось. Хотя, если верить голосам, им бы этого хотелось.
– Кто-нибудь возвращался с Шайол?
– С тех пор как около четырехсот лет назад ее объявили запретной зоной – никто.
– Я смогу говорить с другими людьми?
– Да.
– Кто станет исполнителем наказания?
– Никто, глупец! – воскликнул доктор Вомакт. – Это не наказание. Людям не нравится на Шайол, и, надо полагать, туда лучше отправлять осужденных, а не волонтеров. Но вам никто не будет противостоять.
– Там нет тюремщиков? – проскулил Мерсер.
– Ни тюремщиков, ни законов, ни запретов. Лишь Шайол и Б’диккат, который заботится о вас. Вы по-прежнему хотите сохранить рассудок и зрение?
– Да, – ответил Мерсер. – Я уже достаточно далеко зашел – и могу дойти до самого конца.
– Тогда позвольте мне надеть на вас шапочку, чтобы вы получили вторую дозу, – сказал доктор Вомакт.
Он надел шапочку так же ловко и аккуратно, как и медсестра, но быстрее. Себе он шапочку не взял. Прилив удовольствия напоминал безумное опьянение. Обжигающий кожный зуд отошел на задний план. Доктор был ближе, но даже он не имел значения. Мерсер не боялся Шайол. Импульсы счастья, поступавшие из его мозга, были слишком велики и не оставляли места для страха или боли.
Доктор Вомакт протягивал ему руку.
Мерсер удивился, затем понял, что чудесный, добрый даритель шапочки хотел обменяться с ним рукопожатием, и тоже поднял руку. Она была тяжелой, но счастливой.
Они пожали друг другу руки. Забавно ощущать рукопожатие сквозь двойной слой церебрального удовольствия и кожной боли, подумал Мерсер.
– Прощайте, мистер Мерсер, – сказал доктор. – Прощайте и спокойной вам ночи…
II
Перевалочный спутник был гостеприимным местом. Сотни последовавших часов напоминали долгий, странный сон.
Молодая медсестра еще дважды прокрадывалась в его палату, когда на нем была шапочка, чтобы надеть шапочку на себя. Были ванны, от которых все его тело загрубело. Под действием сильных местных обезболивающих ему выдрали зубы и заменили их протезами из нержавеющей стали. Его облучали ослепительным светом, который изгнал боль из кожи. Его ногти на руках и ногах подверглись специальной обработке и постепенно превратились в грозные когти. Однажды ночью он понял, что точит их об алюминиевый каркас кровати, и увидел глубокие царапины.
Его сознание никогда не прояснялось полностью.
Иногда ему казалось, будто он дома с матерью, будто он снова маленький и ему больно. Иногда, в шапочке, он смеялся в постели при мысли, что людей отправляли сюда в качестве наказания, хотя на самом деле здесь было так весело. Ни судов, ни допросов, ни судей. Кормили хорошо, но он об этом не задумывался; шапочка была лучше. Даже бодрствуя, он был сонным.
Наконец его в шапочке поместили в адиабатический кокон – одноместную ракету, которую можно было запустить с переправы на планету. Все его тело было закрыто, не считая лица.