Книга Плач к Небесам - Энн Райс

Его сердце колотилось, пот лил по нему градом. Вот она, ценапобега! Но у него была она! Хотя он еле мог видеть ее; свет пробивался в каюткусквозь щелочку в занавесках.

— Я хочу его видеть, — прошептал он, борясь снеприятной болью в груди, — я хочу видеть...

— Что вы хотите видеть? — прошептала она.

Голос у нее был хрипловатый, низкий и абсолютно бесстрашный.И она была венецианкой, да, венецианкой, как он и надеялся!

Карло рассмеялся:

— Вот это! — И, развернувшись к ней, рванул вверхвуаль. — Твое лицо!

Он упал на нее и закрыл ее рот своим, прижимая ее кподушкам. И тут же почувствовал, как ее тело напряглось и она подняла руки,чтобы удержать его.

— Что же ты думала? — Он распрямился, облизал губыи глянул прямо в ее черные глаза, мерцавшие в полутьме. — Что можешьиграть со мной?

Женщина смотрела на него с каким-то чрезвычайно страннымизумлением. В ее выражении не было ни кокетливого возмущения, ни фальшивогостраха. Она просто смотрела на него так, будто была им заворожена, будтоизучала его, как могла бы изучать нечто неживое, и она казалась ему сейчас, вполутьме, более красивой, чем любое создание, какое он когда-либо видел.

Невозможная красота! Карло ждал, когда же все кончится,когда наступит неминуемое разочарование и он увидит в ней неизбежные изъяны. Нопока незнакомка была столь прелестна, что ему казалось, будто он знал этукрасоту всегда, что она таилась в каком-то маленьком тайничке его души, где онпохотливо и бесстыдно шептан богу любви: «Дай мне это, именно это, и это,именно это!» И вот оно перед ним! И ничто в этом лице не кажется ему чужим. Ниее глаза, такие черные, с загнутыми вверх ресницами, ни упругая кожа на скулах,ни этот большой, соблазнительный, удивительно красивый рот!

Карло коснулся ее кожи. Ах! Отнял пальцы, а потом провел имипо ее черным бровям, по скулам, по губам.

— Тебе не холодно? — выдохнул он. — А теперья хочу, чтобы ты по-настоящему меня поцеловала!

Слова эти прозвучали как стон, вырвавшийся у него, и, взявее лицо в ладони, он прижал ее к спинке сиденья и стал страстно целовать,отрываясь на миг и снова и снова целуя.

Похоже, красавица колебалась. На одну секунду емупоказалось, что она словно окаменела, а потом с решимостью, которая егопозабавила, отдалась поцелую: ее губы раскрылись, и тело обмякло, и тогда он —несмотря на все свое опьянение — почувствовал между ног первое шевеление.

И засмеялся.

Откинулся назад на подушки. Между занавесками мелькалитусклые вспышки света. А ее лицо казалось слишком белым для человеческого. Ноона была человеком. Да, да, в этом уж он убедился!

— Ваша цена, синьора? — Карло повернулся к ней иоказался настолько близко от нее, что ее белые напудренные волосы сталищекотать ему лицо. Женщина глянула на него, чуть не коснувшись егоресницами. — Что вам нужно, чего вы хотите?

— А чего хотите вы? — раздался тот же глубокий,хрипловатый голос. От этого звука Карло почувствовал спазм в горле.

— Ты знаешь, что я имею в виду, милая... —промурлыкал он. — Сколько тебе заплатить за удовольствие раздеть тебя?Такая красота требует вознаграждения. — И он слегка коснулся губами еещеки.

Но она подняла руку.

— Вы попусту тратите то, чем могли бы долгонаслаждаться, — ответила она. — А с вас я не возьму ничего.

* * *

Они были в комнате.

Перед этим долго поднимались по лестнице, все вверх, вверх,по сырым ступенькам, и ему это не нравилось. Такое заброшенное место! Повсюдушмыгали крысы, он даже слышал их писк. Все это было не важно: таинственнаякрасавица напоила его такими страстными поцелуями, и у нее была такая кожа,такая кожа, что за нее можно и убить!

А теперь они находились в комнате.

Она все заставляла Карло есть, и вино после бренди казалосьему водой.

Этот дом был ему незнаком.

Впрочем, он знал этот район, и дома вокруг, где было многотеплых спаленок с куртизанками, которые ему вполне нравились. Но этот дом...

Свечи резали глаза. Стол был уставлен остывшими блюдами, апоодаль виднелась кровать, довольно небрежно завешенная златотканымизанавесями. Огонь в очаге пылал так, что было нестерпимо жарко.

— Слишком жарко, — сказал Карло.

Женщина закрыла все ставни. И кое-что в обстановке этойкомнаты его беспокоило: слишком много паутины под потолком, и такая сыростькругом, сырость и запах гнили.

А посреди всего этого приметы роскоши: кубки, серебряноеблюдо... Все это напоминало ему театральные декорации: когда подходишь к сценеслишком близко и вдруг видишь стропила и кулисы.

Но что-то еще беспокоило его, что-то особенное. Что же это?Это... ее руки.

— Боже, они такие большие... — прошептал он. Извук собственного голоса, и вид этих длинных-предлинных белых пальцев привелиего в состояние ступора, хотя он и чувствовал неясную тревогу, особенно из-запровалов в памяти, связанных с сегодняшним днем.

Что она сказала? Он не мог вспомнить, как они вышли изгондолы.

— Слишком жарко? — переспросила женщина. Тем жехрипловатым шепотом, что вызывал желание коснуться ее горла.

В этот момент зрение Карло словно прояснилось, и он впервыеувидел ее всю. Не ее руки, а всю ее. Если и был какой-то другой момент, когдаон видел ее во весь рост, он не мог его вспомнить. И тогда он подумал, скореепросто по привычке, что, конечно же, конечно же, его люди где-то неподалеку.

Но она была так прекрасна!.. Подняв бокал, Карло смотрел наее размытый силуэт, усиленно моргая и борясь с опьянением. Бургундское былоприятным на вкус, но слишком слабым.

— Не возражаешь, милая? — спросил он, вытаскиваяпробку из фляжки.

— Вы уже не первый раз спрашиваете, — улыбнуласьона. Ее голос был похож на дыхание. И разве хоть когда-либо хоть у однойженщины слышал он такой голос?

На ней был французский парик. Безупречные белые кудри,унизанные крохотными жемчужинками, волнами спускались ей на плечи. А еще онабыла так молода! Гораздо моложе, чем он представлял ее себе в гондоле, где онаказалась ему то ли лишенной возраста, то ли совсем древней. И, несомненно, онабыла уроженкой Венеции. Он и сам не знал, почему был так в этом уверен.

— Совсем дитя, — ласково произнес Карло.