Книга Волчье солнышко - Александр Бушков

– Да, конечно, – сказал Гаранин. – Была такаямысль. Но человеку с моим положением раскладывать на рассвете цветы поасфальту… Мальчишки смеяться будут.

– Да, разумеется, – согласился Второй, и в егоголосе Гаранину снова послышалось сожаление.

Серебряный удар гонга прошил застоявшийся воздух иразбрызгался, затухая.

– Время лекарство пить, – сказал Первый. –Видел, Гаранин, что делается? Бывший ужас высосет микстуру по будильнику.Волоките отраву!

Лешие принесли три чаши, курящиеся парком, грустно пахнущиетравами. Гаранин отвернулся, поднял горсть монет и стал разглядывать рисунки.За спиной хлюпало и булькало.

Стрелообразный наконечник хвоста несильно шлепнул его поплечу.

– Кончили лечиться, – сказал Первый. – Теперьи поговорить можно… Наедине.

Гаранин оглянулся – две другие головы шумно посапывали сзакрытыми глазами.

– Маленькие сюрпризы домашней медицины, – сказалПервый. – Пока проснутся, мы все и обговорим. Помоги старому больномудракону, захотелось пожить еще, понимаешь.

– А я тут при чем?

– Ты тут очень при чем, – сказал Первый. –Лечить, видишь ли, можно не только травами и скальпелями. Можно вылечиться ивдохнув кусочек чужой души. Поспособствуешь?

– Как это? – Гаранин отступил на шаг.

– Да не бойся ты, ничего из тебя высасывать не будут…Иди сюда.

Хвост, с обезьяньей цепкостью обвив плечи, подтолкнул кзеркалу. В руке каким-то образом оказался длинный двузубец с золотыми остриямии древками из черного металла, украшенными непонятными знаками. Зеркалонеожиданно осветилось, став словно бы окном наружу, в ясный солнечный день, итам – протяни руку и коснешься – была комната, и стол, и человек, которогоГаранин с трудом узнал, – забыл его и не собирался вспоминать…

– Технология простая, – сказал Первый. –Размахнись и бей. Желательно целиться в сердце, да уж бей куда попало –результат один. Не бойся, тот, чье отражение, не подохнет. Хотя разного роданеприятности гарантированы. А лично ты ничего не почувствуешь и не потеряешь,ты уж поверь…

– А ты, значит, вылечишься? – спросил Гаранин,впервые за все время пребывания в пещере переходя на «ты». – Получишьчастицу моей души?

– Вот именно, – сказал Первый. – Захотелосьмне пожить еще немного, посмотреть, до чего вы в конце концов докатитесь…Вполне безобидное желание, по-моему. Ну что ты стал? Бей! Неужели забыл, какэтот старый хрен пакостил тебе в институте? Ты же не слабачок, ты свой парень,мы с тобой из одной стаи, бей!

Гаранин стоял, опустив руки с двузубцем. Его ошеломил неспособ, заменивший, оказывается, традиционные моло-дильные яблоки и живую воду,а легкость, с которой змей ставил знак равенства между ним и собой, ставил ихна одну доску.

Доцент Молчанов исчез, появился Ермоленко.

– Ну что же ты? Не, понадобится впрягаться в однуупряжку с этой дешевкой Прудниковым. Обойдешься и без министра. Твой стариканвсего-навсего занедужит и уйдет по состоянию здоровья. Чистенько и элегантно. Иникто во всем свете, даже твоя принципиальная синеглазка, не посмеет тебя ни вчем упрекнуть. Бей!

Гаранин медленно сказал:

– Но я-то – я всегда буду помнить это зеркало…

– А пребывание в Крутоярске тебе не пришлось бы иногдавспоминать?

– Это – дела нашего мира, – сказал Гаранин.

– А я – на Марсе? Мы что, на Марсе сейчас? Разбил тыстекло камнем или взглядом, значения не имеет, – так и так не склеишь…Бей!

Гаранин стоял опустив руки. В зеркале медленно, оченьмедленно – десять раз успеешь ударить – проплывали люди, и голос Первого вязнулв ушах:

– Что стоишь? Все забыл, слюнтяй? Помнишь, как этоттебя оскорбил принародно, а ты и утереться не смог? А из-за этого едва несорвалось твое первое самостоятельное задание. А этот увел девушку. А этот?Этот? Помнишь? У тебя, дурака, уникальная возможность рассчитаться за всеобиды, и ни один суд не осудит! Бей смело!

«Он поставил меня на одну доску с собой, – думалГаранин. – Значит, было все же что-то в моих делах, словах, поступках,жизни, что дает ему право так рассуждать? Было? И есть? Какая разница, чемразбить стекло… Но как же это? Все было не для себя, для дела, для себя-то нивремени, ни сил подчас не оставалось. Выходит, все же? А если найдется другой,не такой совестливый?»

Гаранин размахнулся и что есть силы ударил в невидимоестекло утолщавшимся к концу черенком двузубца. Светлый солнечный деньразлетелся острыми полосами, из-под него темным взором выступил камень,осколки, печально звеня, осыпались шелестящим ручейком и таяли на лету.Осталась тяжелая рама, вычурная и нелепая. И нечеловеческий рев:

– Зеркало мое!

Гаранин не шевелился – то, что ему пришлось осознать о себе,было страшнее бесновавшегося за спиной чудовища. Безапелляционный холодокжестоких истин льдистой иголочкой занозил сердце, и Гаранин, удачник, супермен,жестокий рыцарь НТП, почувствовал, что сейчас заплачет, – дорога вела вникуда, да и была ли это его дорога?

Он обернулся, услышав хохот. Смеялся Второй – взахлеб,самозабвенно:

– Слопал, старшой? Столько веков талдычу тебе, болвану,а ты уперся, как Перун перед Днепром…

Третий смиренно похрапывал.

– Ты почему не спишь? – взревел Первый.

– Бессонница, – издевательски хохотнулВторой. – Голубчик, неужели мы не успели изучить друг друга за две тысячилет? Микстуру твою я, извини, держал в пасти, а там украдкой и выплюнул. Еслибы он тебя послушался, я бы успел его пополам перекусить…

– Но это же смерть! Ты что, жить не хочешь, болван?

– Надоело мне с тобой жить, признаться, – сказалВторой. – До серой зевоты надоело, до ненависти, и если никак иначе намдруг от друга не избавиться, пусть уж лучше так… Будем подводить итоги?

– Никаких итогов! Я вам покажу итоги! – Первыйорал, как припозднившийся пьянчуга на улице в третьем часу ночи. – Эй,шантрапа, сюда!

В зал вбежали лешие и опасливо остановились в отдалении.

– Убрать отсюда этого паршивца! – ревелПервый. – Немедленно починить его тачку, сунуть за руль – и пусть гонитбез передышки в свой Крутоярск!

– Не поеду, – сказал Гаранин.

– Нет, вы посмотрите на этого наглого щенка – уходитцел-невредим и еще смеет ерепениться! Убирайся, пока цел, пока я не передумал,вали в свой Крутоярск и живи по вашим законам, если не подходят мои!

«Вот оно что, – подумал Гаранин. – Притворнаяярость, хитрая ловушка, и кто знает, что еще у него в запасе, кроме растаявшегочародейного зеркала? Что он еще приготовил, чтобы всеми правдами и неправдамида урвать кусок твоей души и еще тысячу лет копить в душном подвале злобу начеловечество?»